Охота на нечисть
Шрифт:
Иногда беспамятство отступало, и тогда ему на смену приходила боль. Выкручивающая все внутренности, крадущая силы, от которой не было спасения. Если бы я могла кричать - я бы кричала, умоляя оставить меня в покое. Но вместо слов на искусанных в кровь губах рождался лишь слабый стон, и я вновь умирала. Для того чтобы остановиться на пороге мира мертвых, терпеливо дожидаясь, когда меня пропустят через грань. Вот только привратник ко мне что-то не спешил. Неужто я так много грешила, что и после смерти не заслужила покой? Впрочем, даже такое существование меня вполне устраивало.
Однако через некоторое время долгие периоды блаженного беспамятства начали укорачиваться. Теперь меня все чаще швыряло в истерзанное тело. Кажется, я плакала и умоляла, чтобы меня добили. Кажется, пыталась укусить руки, которые насильно вливали мне в горло дурно пахнущее зелье. Ничего не помогало. По непонятной причине я еще жила. Меня никак не хотели отпускать в земли мертвых, на которых лежит вечный туман.
Часто я слышала ласковый, смутно знакомый голос. Он разговаривал со мной, упорно называя по имени, иногда что-то требовал и ругался, когда я выплевывала отвратительно горькие снадобья. Почему-то мне было приятно его слышать. Но едва я пыталась вспомнить, кому принадлежит этот голос, как накатывала страшная усталость.
Наконец, через многие-многие столетия нескончаемой боли я заснула. Заснула обычным сном, не провалившись по обыкновению в безмолвную пропасть между мирами. А когда пришла в себя, то впервые почувствовала на щеке теплый солнечный луч. Ощутила тяжесть прохладной тряпки на лбу. И услышала голодное бурчание своего желудка.
– Доброе утро, Тефна, - раздался рядом голос, но не тот, который поддерживал меня все это время.
– С возвращением.
Я приоткрыла один глаз и посмотрела на того, кто это сказал. Как ни странно, им оказался Шерьян. Храмовник сидел на краешке кровати и приветливо мне улыбался.
– Лучше бы я умерла, - выдавила я из пересохшего горла.
– Знаешь, на той стороне не так уж и страшно.
– Знаю, - на удивление серьезно отозвался мужчина.
– И все же я рад, что этого не случилось. Иногда для того, чтобы выжить, надо больше мужества, чем для того, чтобы умереть.
Я промолчала. Конечно, радостно, когда тебя хвалят, но в данной ситуации никакой моей заслуги не было. Меня не оставляло подозрение, что кто-то просто не пустил маленького несчастного метаморфа за грань. И это было неприятно осознавать. Или, действительно, мне еще слишком много грехов отмаливать, или у богов на меня есть свои планы.
– Как ты себя чувствуешь?
– спросил Шерьян, заботливо поправляя одеяло.
– Плохо, - честно ответила я, в последний момент сдержавшись от совсем уж неприличного слова.
– Грудь болит. Слабость. Есть хочу.
– Замечательно.
– Шерьян расцвел в довольной улыбке, будто я сказала нечто чрезвычайно приятное.
– Наличие аппетита - очень хороший признак. Значит, силы к тебе уже возвращаются.
Я с жалобной гримасой приподняла руку. Попыталась было коснуться ноющих ребер, но потерпела в этом неудачу, наткнувшись на тугую повязку.
– Бинты с тебя еще рано снимать.
– Храмовник заметил мое неуверенное движение.
– Придется менять их каждый день. Но в любом случае до полного выздоровления тебе еще не меньше месяца.
– Так долго?
– удивилась я.
– Почему? Я же метаморф. На нас все быстро заживает.
– Но не раны, нанесенные ритуальным клинком храма бога-сына.
– Шерьян криво усмехнулся.
– Тем более заговоренным против нечисти. Скажи спасибо, что вообще жива осталась.
– Спасибо, - послушно повторила я, устало скидывая со лба нагревшуюся тряпку.
– Однако, к слову сказать, я не просила меня спасать.
– Гворий оставил целебную мазь, - продолжил тем временем Шерьян, сделав вид, словно не заметил сарказма в моих словах.
– Будем надеяться, она ускорит заживление. Но вот щипать и чесаться после нее будет ого-го как. Предупреждаю сразу, чтобы потом не орала и не плакала, как до этого.
– Мне вообще-то было очень больно, - возмутилась я. Тяжело вздохнула, пережидая приступ слабости, и негромко спросила: - А сам Гворий где?
– Он уехал сутки назад.
– Храмовник пожал плечами.
– Когда стало понятно, что твоей жизни больше ничего не грозит. Дольше откладывать отъезд было глупо и весьма опасно.
– Уехал...
– протянула я. Голос предательски дрогнул от обиды.
– Тефна, он провел около твоей кровати пятеро суток.
– Шерьян понимающе хмыкнул.
– Без еды и практически без сна. Сделал все возможное и кое-что невозможное, чтобы за уши вытащить тебя с того света.
– И все-таки уехал, не дождавшись, когда я приду в себя, - ядовито закончила я перечисление подвигов полуэльфа.
– У него были на то причины, - мягко произнес Шерьян.
– Очень важные. Он и так задержался в Мейчаре сверх всякой нормы.
Я отвернулась к стене. Наверное, храмовник был прав, и мне в самом деле не стоило сердиться на Гвория. Но все же, как бы хотелось сейчас, чтобы именно он сидел рядом с моей постелью и держал меня за руку.
– И потом, драгоценная моя, разве вы не клялись недавно, что видеть больше Гвория не желаете?
– с иронией поинтересовался Шерьян.
– Мол, гад он последний и сволочь изрядная. Неужели женщины так быстро меняют свое мнение?
Я, насупившись, упорно молчала. Действительно, как-то за всеми этими перипетиями с умиранием и последующим воскрешением совершенно позабыла, что Гворий хотел сделать из меня свою любовницу. Пусть даже под гордым названием "младшая жена".
– Тефна, а с чего ты вообще решила, что Гворий собирался тебя именно насильно увезти в эльфийские леса?
– убедившись, что я не собираюсь отвечать, полюбопытствовал Шерьян.
– Он сам тебе это сказал?
– Нет, - неохотно буркнула я.
– Дория поделилась.
– Значит, Дориэлия, - повторил храмовник.
– В принципе, этого и следовало ожидать. Эх, Тефна, Тефна. Глупый маленький котенок. И когда же ты перестанешь верить каждому встречному? Или уже забыла, сколько неприятностей всем нам принесла эта эльфийка в прошлом?