Охота на охотников
Шрифт:
– Вы меня все-таки арестовали...
– расстроенно прошептал Каукалов.
– Я же тебе сказал - нет!
– В скрипучем голосе Шахбазова появились раздраженные нотки: Каукалов начал ему надоедать.
– А-а...
– произнес Каукалов и застыл с открытым ртом. Конечно, Шахбазов прав: если человека арестовывают, то первым делом у него отбирают оружие. У Каукалова же пистолет не отняли. На душе сделалось немного легче.
Через двадцать минут в особняк Шахбазова привезли и бледного, растерянного, с приплясывающим
Левченко решил не говорить матери, что Чика погиб. У низкого, широкого, словно городская площадь, крыльца, сложенного немцами на века, он разгреб лопатой снег, потом монтировкой потыкал землю, пробуя её на твердость, - земля спеклась сильно, стала походить на камень, и Левченко взялся за лом.
В груди у него сыро хлюпали слезы, он плотно сдавливал веки и неверяще крутил головой:
– Ах, Чика!
Ломом выдолбил небольшую могилку, сунул туда тельце Чики, завернутое в полиэтиленовый пакет и, всхлипывая, закопал. Сверху на могилку насыпал снега.
– Ах, Чика! Как же ты...
– Левченко вновь покрутил головой, пытаясь унять тоску, но все попытки были тщетными.
– Как же ты попал под дверь?
– с трудом выдавил он из себя и горестно умолк.
Мать, придя с очередной партийной топтучки, сразу почувствовала неладное и сделала стойку.
– Не пойму что-то, - пожаловалась она сыну, - в доме вроде бы пусто стало. Ты не знаешь, в чем дело?
– Знаю.
– У Левченко внутри все сжалось: сейчас придется объясняться.
– В чем?
– У нас беда - Чика улетел, - он показал на открытую форточку. Щеколдочку до конца не закрыли, когда уходили, форточка в наше отсутствие и распахнулась. В общем, нет Чики.
– Бедный, бедный Чика!
– запричитала мать.
– На улице же мороз! Замерзнет!
– Я уже все ближайшие дома обошел, попросил - если Чика случайно объявится, чтобы его впустили в тепло, а потом передали нам.
– Бедный, бедный Чика!
– не унималась мать.
– У него в городе будет столько врагов! Кошки, собаки, вороны, люди!
– Ладно, мать, не разводи сырость, - попросил Левченко, - её и без тебя много.
– Бедный Чика!
– не слушала Нина Алексеевна сына, продолжала стенать. Потом полезла к форточке, проверила защелку.
– Может, объявление в газету дать?
– А толку-то?
– Толк есть. И собак потерявшихся находят, и котов с обезьянами. Я, пожалуй, сочиню объявление.
Левченко молчал. Отговаривать мать было бесполезно, она верила печатному слову, считала его великой силой.
Впрочем, непечатное слово тоже было великой силой.
Нина Алексеевна села за стол, взяла лист бумаги, ровным учительским почерком написала несколько строчек. Начала читать бодро, хорошо поставленным голосом: "Пропал любимый попугай Чика. Нашедших просим вернуть за приличное вознаграждение..." - голос у неё дрогнул, на глаза наползла влага, и она всхлипнула.
– Ох, Чика, Чика! Как же получилось, что ты, дурашка, ускользнул от нас на улицу? И мороз тебя не отпугнул. Неужели ты мороза не испугался?
Конечно, Левченко мог бы рассказать матери, куда делся попугай, но он продолжал угрюмо молчать.
Нина Алексеевна дала объявление в городскую газету на следующее утро. Приехала из газеты расстроенная. Пожаловалась сыну:
– Меня там чуть не обсмеяли... И вообще смотрели, как на дуру: пропадают люди, некоторых вообще вырезают целыми семьями, исчезают дома вместе с народом, и то никто никаких объявлений не дает, а тут - обычный попугай. Мелочь пузатая!
– Нина Алексеевна неожиданно всхлипнула.
– Страшно жить-то как стало, Володечка!
И вновь Левченко промолчал, ничего не сказал.
Через час он был у Егорова. Напарник собирался в дорогу - складывал в объемистый кожаный "дипломат", купленный в Австрии, сменное белье, которое всегда привык брать с собой - шерстяное и хлопчатобумажное, бритву с освежающим лосьоном, зубную щетку с пастой, пузырек с полосканием для рта он любил резкий хвойный эликсир, - пару небольших компактных полотенцев, пластмассовый флакон с жидким "крапивным" мылом.
– Не перебивай мне сборы, - попросил он Левченко, - погоди пять минут... У меня ведь как - запросто могу сбиться с мысли, а тут надо быть сосредоточенным.
Левченко отошел в сторону, чтобы не мешать напарнику - по себе знал, что такое собирать барахло в дорогу. Нина Алексеевна в таких случаях всегда умолкала и забивалась в дальний угол - понимала, что под руку лучше не попадаться.
Так и Левченко - не хотел попадать под руку напарнику - Егоров обязательно обматерит. И прав будет. Наконец Егоров, красный, тяжело дышащий, будто занимался тяжелой физической работой, отложил "дипломат" в сторону, ладонью стер со лба пот.
– Фуф!
– сказал он, демонстративно насупил одну бровь, словно большой начальник, и грозно глянул из-под нее.
– Ну что? К дороге готов?
– Уже пора?
– Садись ближе!
– приказал Егоров, зыркнул в сторону телефона и, сняв трубку, набрал на диске ноль. Положил трубку на стол.
– Теперь уж точно никто не подслушает!
– И громко хлопнул ладонями по коленям.
– Значит, так. Поступили кое-какие данные от моего старого морского корефана. Фамилия подполковничихи из Министерства внутренних дел - Кличевская. Адрес её мне добыть не удалось, сам понимаешь - МВД! Конспирация от бюстгальтера до трусов. Муж у неё тоже по милицейской части работает, полковник. Что он за штучка, мой человек не знает. Может быть, выступает со своей сучкой заодно, а может, и нет. То, что эта сучка причастна к разбою на Минском шоссе, абсолютно точно.