Охота на охотников
Шрифт:
Рог сделал быстрый шаг в прихожую, безошибочно нащупал на стенке выключатель, словно бы не раз бывал в этой квартире.
– Что же ты, братан, в темноте сидишь?
– Рог мигом утратил вежливость, которую демонстрировал на лестничной площадке, "вы" сменил на "ты", проворно перехватил руку, которую Каукалов держал за спиной. Сжал ее:
– Дай-ка эту дуру сюда и не балуй, братан! Я ведь тебя не убивать пришел.
Он дохнул на Каукалова мятными таблетками "тик-так", ловко вывернул пистолет из пальцев.
– Так-то лучше, - сказал, - не то ведь случайно нажмешь на спусковой крючок, прострелишь себе задницу, инвалидом станешь.
– Голос у Рога был ровным, ласковым, каким-то уговаривающим, будто он имел дело с ребенком.
Поведя носом по воздуху, Рог уловил запах "Лонг Джона", осуждающе почмокал губами.
– Пить - самое последнее дело, братан.
– Он ловко выколотил из "макарова" обойму, выбил из ствола патрон, затем вернул пистолет бледному, с растерянными, почти растекшимися по лицу глазами Каукалову.
– Держи! усмехнулся.
Прошел в комнату, где пахло чем-то затхлым, слежавшимся, но Рог этот запах вроде бы и не заметил, заглянул в кухню, хмыкнул недоверчиво странно, что хозяин дома один, без "мамзели", - позвал Каукалова:
– Иди сюда!
Тот засунул опустошенный пистолет за ремень штанов, сгорбился, будто старик, и шаркающей походкой проследовал в комнату.
– Ну!
Рог зажег свет, достал из куртки стопку фотографий, поднес к абажуру.
– Ты эту даму знаешь?
Каукалов вытянул шею, вглядываясь в верхний снимок, шевельнул губами, захватывая воздух, и часто-часто, очень мелко, будто подбородком загонял себе в грудь гвоздь, покивал.
– Это Майка, - прошептал он хрипло.
– Что с ней?
Рог задержал в груди сожалеющий вздох: лучше бы эту бабу "бригадир Минского шоссе" не знал.
– Что с ней?
– повторил Каукалов.
– Ничего, - спокойно ответил Рог.
– Ее убили.
– Как?
– А как убивают? Разве не знаешь? Очень просто. Свернули голову набок, будто курице, и все дела.
– Рог сунул снимки в карман, поднял с кресла куртку, кинул её Каукалову.
– Одевайся!
– Зачем?
– Поедешь со мной. Оставаться здесь тебе опасно.
– Случилось что-нибудь?
– Губы у Каукалова сделались непослушными, твердыми, он совершенно перестал их ощущать. Говорить было трудно.
– А?
Вместо ответа Рог похлопал себя пальцами по груди, где были спрятаны фотоснимки.
– А эта убитая бабель... Разве не случилось? Разве вид её убогий, растерзанный тебе ни о чем не говорит?
Каукалов покорно натянул куртку.
– Куда мы едем?
– К Армену.
– Понятно.
– Каукалов облизнул языком деревянные губы.
– Может, лучше кого-нибудь из ваших у меня дома поселить?
– спросил он с надеждой.
– Нет. Мне приказано привезти тебя к Шаху, и я тебя к нему привезу.
– А если я... если я это...
– Каукалов дернулся, голову наполнил какой-то странный далекий шум, накатывающий короткими нервными волнами.
Рог погрозил пальцем.
– Не надо. Не советую.
– Ладно.
– Каукалов сник, повесил голову, пробормотал, морщась: - Это была проверка.
– Ага! Проверка!
– насмешливо отозвался Рог.
– Ты, братан, не дури, я не советую тебе дурить.
– В прихожей Рог снял с вешалки барашковую милицейскую шапку с суконным верхом, кинул Каукалову.
– Надень, а то простудишься.
Через двадцать минут они были у Шахбазова. Тот озадаченно посмотрел на Каукалова, пожевал губами и перевел взгляд на Рога:
– Значит, был знаком с той бабой?
Рог молча кивнул.
Шахбазов ткнул рукой в сторону свободного кресла - низкого, модного, вкусно попахивающего свежей кожей, - приказал Каукалову:
– Садись!
Каукалов поежился, но возразить не осмелился и присел на краешек кресла. Сам того не желая, вобрал голову в плечи, вид у него сделался забитым, будто у бомжа. Шахбазов невольно усмехнулся. Правда, на лице его ничего не отразилось, лишь дрогнул кончик горбатого носа, и все. "Сколько этот малек перекокошил вольных дальнобойщиков?
– мысленно спросил он себя. Кончик носа у Шахбазова вновь дернулся.
– Человек десять-двенадцать, наверное. Если не пятнадцать. И вона какая новость - гризеточку из себя изображает..."
Из-под листа бумаги, лежавшего перед ним, Шахбазов достал фотоснимок Майи и спросил, жестко прокатывая слова во рту:
– Откуда знаешь эту женщину?
Вздрогнув, Каукалов увидел, как Майя на фотоснимке приоткрыла один глаз, посмотрела на него скорбно и горько, - она словно бы просила не рассказывать о ней ничего дурного, капелька крови, пристрявшая к нижней губе, шевельнулась. Каукалов подумал, а не свихнулся ли он, и поспешно отвел взгляд, зацепился глазами за какое-то ржавое, похожее на сгусток крови пятно на стене, и рассказал все, что знал о Майе Хилькевич. Шахбазов слушал его, не перебивая. Он вообще умел слушать собеседников. Когда Каукалов умолк, Шахбазов озабоченно потер пальцами переносицу и произнес резким, срывающимся на птичий фальцет голосом:
– Значит, так... Пока мы не разберемся во всей этой истории, жить будешь здесь, - он обвел пальцем воздух рядом с собой, - в этом особняке. Под охраной.
– А как... как же работа? У меня во вторник выезд на Минское шоссе.
– Ну и что? На дело поедешь прямо отсюда.
– А-а... А напарник мой... он как?
– Напарника мы тоже переведем сюда.
– Скажите мне, пожалуйста...
– голос у Каукалова поплыл, - это что, арест?
– Ни в коем разе. Где ты видел арестантов, живущих в роскошных особняках? Если только в плохих американских фильмах...
– А-а...
– Каукалов ерзнул задницей, поглубже вдавливаясь в кресло, почувствовал, как ствол пистолета, спрятанного за ремнем, впился ему в мякоть, и пожаловался:
– У меня отняли патроны.
– Когда поедешь на свое Минское... на дело, в общем, патроны тебе вернут. Там они тебе могут понадобиться, а здесь - ни к чему.
– А-а... А зубная щетка? Мне надо купить зубную щетку. И пасту.
– Щетку с пастой тебе выдадут, - проскрипел Шахбазов, словно недобрая птица.