Охота на орлов
Шрифт:
Речь держал легионер с костистым лицом и запавшими щеками. Пизон его не знал. Говорил он четко, делая паузы, чтобы суть сказанного доходила до слушателей. Пизон навострил уши, уже догадываясь, что услышит.
– Повторяю, это не может быть совпадением, – говорил незнакомец. – Такие вещи не происходят сами по себе, без серьезной причины. Последний раз штандарты развевались против ветра незадолго до смерти Друза, да упокоят боги его душу. И потом наступили тяжелые времена, не так ли?
В ответ раздались ропот одобрения и негромкие молитвы.
– Вчера патруль из Первой когорты
– Похоже, что так, – сообщил солдат, стоявший у самого выхода из палатки. – Я слышал, что парни из Стремительного пошли купаться на Рейн и видели среди деревьев на том берегу крадущиеся тени, но это были не варвары.
Пизон сам не знал, стоит ли верить подобным байкам, но люди вокруг касались амулетов, бормотали молитвы и просили защиты у богов, так что трудно было не поддаться общему настроению. Даже Вителлий, самый здравомыслящий из его друзей, нахмурился.
– Говорю вам, пора что-то делать, – настаивал Костистый. – Август и не собирался давать нам то, что мы заслужили и что наше по праву. Он был слишком занят написанием своей биографии и размышлением о том, как превратиться в бога. – Послышались смешки, но б'oльшая часть слушателей напряглись. Оратора, однако, никто не остановил. – Тиберий должен знать, что с солдатами необходимо считаться. Мы имеем право на нормальное обращение, разве не так? На достойное жалованье, на командиров, которые видят в нас не рабов, а людей, на увольнение, когда срок службы закончен. Мы что, хотим слишком многого?
– Нет! – зароптали легионеры.
Оратор, усмехаясь, поднял руки:
– Тише, братья. Держите себя в руках. Не хватало нам центуриона или другого ублюдка, который придет на шум вынюхивать, что здесь происходит.
– Что же нам делать? – спросил солдат с редкими седыми волосами. – Я уже пять лет талдычу своему центуриону, что мой срок службы истек. Но записи утрачены, я ничего не могу доказать, и он смеется мне в лицо.
– Меня призвали после бойни в Тевтобургском лесу, – выступил другой легионер. – Призвали на определенный срок, дольше которого меня не имеют права задерживать даже на день. Но почему-то никаких документов на меня найти не могут. Если центурион меня так и не отпустит, то буду служить до пятидесяти лет.
Похожие истории и жалобы посыпались, перекрывая друг друга, и уже через минуту стало невозможно разобрать ни слова. Оратор слушал и смотрел с явным удовлетворением, дожидаясь, когда люди выскажутся и успокоятся.
– Я вам скажу, что нам следует делать, – наконец сказал он, понизив голос до доверительного шепота.
Пизон посмотрел на лица окружавших его людей; они дышали мрачной решимостью. Неизвестный был хорошим оратором, и это делало его опасным человеком.
– Если мы намерены победить, нам потребуются не только все солдаты в Пятом, но и все солдаты в остальных легионах. Я со своими друзьями, так сказать, проверяю воду каждый день – и, доложу вам, время пришло. Во всем треклятом лагере не найдешь ни одного довольного легионера! У каждого из вас есть знакомые в других легионах. Идите и поговорите с ними так, как мы разговаривали сегодня. Скажите, что всем нам следует держаться вместе.
Люди кивали и улыбались. Им нравилось то, что они слышали. Пизону стало не по себе.
– Предположим, остальные легионы поддержат нас. Что потом? – спросил седой солдат. – У командиров для нас один ответ, и нам он придется не по вкусу.
В глазах легионеров заметалось беспокойство, но оратор, не давая страху завладеть душами людей, торопливо заговорил.
– Для командиров – вот что! – прошипел он, имитируя удар кулаком. – И вот! – Он поднялся и ударил о землю подошвой подкованной сандалии. – А если и тогда не захотят нас слушать, то отведают вот это!
К полному изумлению Пизона, Костистый движением обозначил колющий удар гладием, несколько раз отведя локоть назад и резко выбрасывая руку вперед. Низкий одобрительный звериный рык легионеров сопровождал эту яростную пантомиму. Костистый хищно оскалился. Зрелище было неприятное.
– С осторожностью выбирайте тех, с кем будете говорить, – наставлял оратор. – Если командиры что-то узнают, вас высекут до полусмерти – и это в лучшем случае. И всё же не медлите. Такие вещи невозможно долго хранить в тайне. Кто-нибудь проболтается, и дело будет загублено. – Он окинул взглядом лица легионеров. – Вы со мной?
– Да, – хором ответили все. Пизон присоединился к прочим, дабы не вызвать подозрений. Он заметил, что Вителлий поступил так же.
– Тогда идите, – велел Костистый. – Сейчас самое время, другого не будет. Встретимся завтра, здесь, в этот же час. С помощью богов скоро четыре легиона ответят на наш призыв.
Играть в кости расхотелось, и Пизон не возражал, когда Вителлий предложил вернуться в палатку. Они вышли вместе с остальными на улицу, стараясь не встречаться взглядом с Костистым и близнецами, все еще дежурившими возле палаток. Когда друзья достаточно отошли к расположению своей центурии, Пизон негромко спросил:
– Как думаешь, это серьезно?
– Согласен, жалованье у нас небольшое, хотелось бы прибавки, но затевать мятеж?.. Это же безумие.
– Такие центурионы, как Тулл, – редкость, – ответил Вителлий. – Он один на десять тысяч, Пизон. Есть достойные командиры, их немало, но большинство – отбросы. В большой бочке всегда много гнилых яблок. Ты таких типов знаешь. Септимий, командир когорты, или мерзавец по прозвищу Принеси-мне-другую.
Центурион, имевший обыкновение ломать виноградную палку о спины подчиненных и требовавший, чтобы ему тут же принесли другую, был известен всему лагерю. Пизон благодарил богов, что не у него служит.
– Кажется, его зовут Луцилий?
– Ага. Неудивительно, что солдаты настроены выбить из него демонов преисподней или сделать кое-что похуже.
– Одно дело говорить об этом, и совсем другое – делать, – возразил Пизон.
Вителлий хлопнул его по спине:
– Ты хороший человек, Пизон. Даже иногда слишком хороший. Если б я служил у такого, как этот любитель ломать ветки о солдатскую спину, при случае точно загнал бы клинок ему меж ребер.
Откровения Вителлия ошарашили Пизона не меньше, чем призывы Костистого к открытому мятежу.