Охота на Пушкина
Шрифт:
И вот ведь как бывает, говорит человек простые слова, можно сказать, банальности, а слушать его приятно. И на душе от его слов становится уютно и хорошо. Вроде бы ничего особенного не говорит, а все вокруг тайком вздыхают. Вот они, секреты семейного счастья. Вот она, забытая в наши дни патриархальная гармония! Сидел бы рядом и слушал, слушал...
– А Пушкина-то! А? – незаметно кивали на нее друг другу старые приятели. – И кто бы мог подумать!
Кстати, как бы ни была Пушкина увлечена беседой или хлопотами о закусках, она ни на минуту не упускала из поля внимания своего драгоценного Лопатина. Зорким глазом она нет-нет, да проверяла, не сидит ли он на сквозняке, в порядке ли у него костюм, не подпаивает ли его кто-нибудь из прежних злодеев-приятелей, не завязался ли вокруг него какой-нибудь неприятный разговор.
И еще, как подметил острый взгляд Пистона, все время следила, чтобы мужа не понес в многословные высокопарные выси его развязавшийся язык.
А в словах Лопатина после нескольких часов застолья в самом деле стали навязчиво появляться какие-то многозначительно-патетические ноты.
– На нас, бизнесменах, – говорил, например, Лопатин, не очень внимательным слушателям, – лежит ответственная миссия. Мы строим новую Россию. Да-да. Новую Россию. А это непросто! Ох, братцы, как это непросто.
– Васек, солнышко, – говорила Пушкина, найдя повод пройти мимо, – посмотри-ка в беседке – вино давно кончилось. А водка так и стоит неоткрытая, никто не пьет... Я же сразу говорила, что жара... Будь другом, сходи к Саше в погреб... Принести ящик красного и ящик белого...
– Сейчас, Дусечка, сейчас, – спохватывался Лопатин. – Мигом.
Кстати, за глаза Лопатин звал жену исключительно по имени-отчеству. То есть, обращаясь к ней непосредственно, говорил как-то странно: «Дусечка», но в третьем лице – всегда по имени-отчеству: Марина Константиновна. Например. «Подавать ли горячее? А это мы лучше спросим у Марины Константиновны. Дусечка, Настя спрашивает, горячее выносить?» Народ поначалу смеялся, а потом подхватил. И сквозь легкую иронию в этом обращении проступало настоящее уважение.
Короче, встреча в высшей степени удалась. Одноклассники от души вкусили шикарной жизни. Обожрались деликатесами. Упились коллекционными винами. Накурились сигар. Накатались в лодочке по пруду. Настрелялись из настоящего лука по мишеням. Напарились в бане. В конце концов напились. Орали песни. Ходили купаться на персональный пляж. Причем Витя Шпала желал купаться исключительно голым.
В одиннадцать часов автобус отвез на железнодорожную станцию первую партию гостей, тех, кто во что бы то ни стало торопился домой. А в половине первого этот же автобус стал собираться в город, чтобы развести по домам остальных.
– Но для тех, кто может остаться на ночь, приготовлены гостевые комнаты! – объявила Пушкина.
Ее слова были восприняты с ликованием. А что! Раз здесь так хорошо – будем гулять всю ночь. А завтра продолжим!
Однако Пистон засобирался. На следующий день у него было назначено много работы: эфир, репетиции, вечером дискотека в дорогом клубе.
Когда Пистон садился в автобус, Лопатин придержал его за рукав.
– А к тебе у меня отдельное дело... С тобой я бы хотел поговорить особо, – сказал он. – Не сочти за труд, в понедельник позвони мне в офис. – И, порывшись в кармане, он вручил Пистону свою визитку.
По тону Лопатина Пистон почувствовал, что дело обещает быть небезынтересным.
В понедельник он позвонить не смог, а вот в среду позвонил. И в конце недели они встретились в респектабельнейшем кабинете Василия Михалыча Лопатина.
– Ты за них не переживай, – напористо учил Пистон, когда они с Платовым пробирались на машине сквозь плотное движение в исторический центр города. – Денег у них куры не клюют...
– То есть теперь этот твой одноклассник стал олигархом?
– Вроде того. Он – один из директоров большого холдинга. Оптовая торговля фруктами. Миллионные обороты. Ты, наверняка, слышал название. Да вон, вон на стене их реклама! – Пистон показал пальцем на рекламный щит, покрывающий брандмауэр.
Платов кивнул. Название компании было у всех на слуху.
– Крупная лавка, – одобрил он.
– А то!
– И Стрелок будет целить в этого твоего Лопатина?
– Да нет же! Впрочем, тебя это не касается.
Платов о чем-то думал некоторое время, потом в сомнении покачал головой.
– Только имей в виду, – предупредил он. – Я врать не умею.
– Тебе и не придется. И вообще. Твое дело – самое маленькое. Приехал, погрузил труп в машину и уехал. Главное – никакой отсебятины. Все время молчи. Если что спросят – посмотри презрительно и сплюнь на землю. А я за тебя сам отвечу.
Платов покачал головой. Это легко говорить – молчи и плюй на землю. А если что...
– Если это такие заметные люди, то у них наверняка весь лес будет оцеплен службой безопасности. Из отставных контрразведчиков.
– Не волнуйся. Не будет, – отмахнулся Пистон.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю!
– А если будет?... А если они за нами увяжутся? Выследят до города и накроют?
Пистон резко повернулся в сторону Платова и презрительно сощурился:
– А ты что же, хочешь тонну баксов просто так срубить, за здорово живешь? На машине проехался туда-сюда за город – и пожалуйста! Нет, братан! Ты не в Чикаго!
Платов промолчал. Подумав, что за просто так даже в Чикаго тысячу долларов не платят.
В молчании они переехали мост, свернули на набережную, и, не выезжая на площадь, ушли вправо.
– Да не волнуйся ты, – успокоил Пистон. – Все продумано. В конце концов, ты здесь вообще почти ни при чем. Твое дело маленькое. Приехал, погрузил и уехал. А вот я, если что...
Платов ничего не ответил. Легко сказать – погрузил труп в машину и уехал. Кому-то, может быть, это пара пустых. А если ты раньше ничего подобного не делал?...
– Все! Глуши мотор, – сказал наконец Пистон. – Дальше я пешком. Чтобы тебе раньше времени не светиться. – Он посмотрел на часы. – Как-то мы быстро доехали. Еще пятнадцать минут. Давай-ка пока по сигаретке... Угощай!