Охота на Сталина, охота на Гитлера (с фото)
Шрифт:
В Ровно Кузнецов посещал рестораны и казино, знакомился с офицерами, получал от них нужную информацию, главным образом о переброске тех или иных дивизий на различные участки фронта. Однако срок ценности такой информации был невелик: всего несколько дней. Эти дни как раз и уходили на то, чтобы добраться до отряда Медведева и передать из него радиограмму в Москву. К моменту, когда она доходила до советского командования, продвижение неприятельских соединений и без того фиксировалось уже фронтовой разведкой. Правда, в ноябре 1942-го, в разгар Сталинградской битвы, Медведев рискнул
Основное, чем занимался Зиберт-Кузнецов в Ровно, был террор. Ему удалось уничтожить несколько высокопоставленных чиновников рейхскомиссариата. Высокопоставленных, замечу, только в масштабах оккупированной немцами Украины. В истории Второй мировой войны их имена сохранились только благодаря кузнецовским покушениям. Главной же мишенью для обер-лейтенанта Пауля Зиберта был сам рейхскомиссар и по совместительству гаулейтер Восточной Пруссии (по-нашему в то время - первый, скажем, секретарь Восточнопрусского обкома партии) Эрих Кох. Кузнецову даже удалось попасть на прием к нему. Предлог был подходящий. Проживавшая в Ровно Валентина Довгер, наша разведчица, была мобилизована для отправки на принудительные работы в Германию. Она отправила заявление Коху о том, что она "фольксдойче" - этническая немка и невеста обер-лейтенанта вepмaxтa Пауля Зиберта и просила оставить ее в Ровно для работы в каком-либо из немецких учреждений. В результате Валя Довгер и Пауль Зиберт были приглашены на прием к рейхскомиссару: обер-лейтенант хлопотал за свою "невесту". В описании Дмитрия Николаевича Медведева события в тот день, 31 мая 1943 года, развивались следующим образом:
"Адъютант Бабах, щеголеватый офицер в форме гауптмана, сразу узнал в вошедших протеже своего земляка Шмидта (дрессировщик собак Коха.
– Б. С.), которым он, Бабах, сам заранее приготовил пропуска. Он проводил их на второй этаж, в приемную. Здесь сидело уже несколько офицеров. В кресле у окна, ожидая вызова, скучал тучный генерал.
– Я доложу о вашем приходе, - сказал Бабах и скрылся за дверью.
Маленький, юркий армейский офицерик конфиденциально спросил у Кузнецова, кивнув на Валю:
– Ваша?
– Да, - сказал Зиберт, посмотрев сверху вниз на армейца, давая этим понять, что его - Зиберта - нисколько не интересует мнение других.
– Говорят, гаулейтер сегодня в хорошем расположении духа, - как бы извиняясь за свой неуместный вопрос, сказал офицер.
– Мы ждем его уже больше часа.
Приоткрылась тяжелая дверь. В приемной появился адъютант.
– Вас готовы принять, - произнес он, глядя на Валю. Остановил поднявшегося с места Кузнецова:
– Только фрейлейн.
Кузнецов смешался. Он не ожидал, что вызовут не его, а Валю. Овладев собой, он сел в кресло и обратился к офицерику с первой же пришедшей на ум, ничего не значащей фразой.
… Валя сделала лишь шаг вперед, как к ней в два прыжка
Раздался громкий окрик: "На место! " - и собака отошла прочь.
Только теперь Валя увидела, что в глубине, под портретом Гитлера, за массивным столом, развалившись в кресле, восседал упитанный, холеный немец с усиками под Гитлера, с длинными рыжими ресницами. Поодаль от него стояло трое гестаповцев в черной униформе.
Кох молча показал ей на стул в середине комнаты. Едва Валя подошла к стулу, один из гестаповцев встал между ней и Кохом, другой занял место за спинкой стула. Третий находился у стены, позади Коха, немного правее гаулейтера…
– Почему вы не хотите ехать в Германию?
– услышала Валя голос Коха. Он сидел, уставясь в листок бумаги, в котором она узнала свое заявление. Валя немного смутилась и замедлила с ответом.
– Почему вы не хотите ехать в Германию?
– повторил Кох, поднимая на девушку глаза.
– Вы, девушка немецкой крови, были бы полезны в фатерланде.
– Моя мама серьезно больна, - тихо произнесла Валя, стараясь говорить как можно убедительнее.
– Мама больна, а кроме нее у меня сестры… После гибели отца я зарабатываю и содержу всю семью. Прошу вас, господин гаулейтер, разрешить мне остаться здесь. Я знаю немецкий, русский, украинский и польский, я могу здесь принести пользу Германии.
– Где вы познакомились с офицером Зибертом?
– спросил Кох, смотря на нее в упор.
– Познакомилась случайно, в поезде… Потом он заезжал к нам по дороге с фронта…
– А есть у вас документы, что ваши предки - выходцы из Германии?
– Документы были у отца. Они пропали, когда он был убит.
Кох стал любезнее. Разговаривая то на немецком, то на польском языке, которым он владел в совершенстве, он расспрашивал девушку о настроениях в городе, интересовался, с кем еще из немецких офицеров она знакома. Когда в числе знакомых она назвала не только сотрудников рейхскомиссариата, но и гестаповцев, в том числе фон Ортеля (о нем речь впереди.
– Б. С), Кох был удовлетворен.
– Хорошо, ступайте. Пусть зайдет ко мне лейтенант Зиберт…
– Хайль Гитлер!
– переступив порог кабинета и выбрасывая руку вперед, возгласил Кузнецов.
– Хайль!
– лениво раздалось за столом.
– Можете сесть. Я не одобряю вашего выбора, лейтенант! Если все наши офицеры будут брать под защиту девушек из побежденных народов, кто же тогда будет работать в нашей промышленности?
– Фрейлейн - арийской крови, - почтительно возразил Кузнецов.
– Вы уверены?
– Я знал ее отца. Бедняга пал жертвой бандитов.
Пристальный, ощупывающий взгляд гаулейтера упал на Железные кресты офицера, на круглый значок со свастикой (выдуманная автором деталь: Зиберт-Кузнецов вовсе не был членом НСДАП, поскольку членство в национал-социалистической партии офицеров вермахта было большой редкостью, и партийный значок привлекал бы к разведчику совсем ненужное ему внимание немцев.
– Б. С.).
– Вы член национал-сопиашстической партии?
– Так точно, герр гаулейтер.