Охота на тигра. Танки на мосту!
Шрифт:
Люба замерла. Книга лежала перед ней на верстаке: «Т-6 «ТИГР». Материальная часть, боевое использование, технический уход». Неужели останется?
Карл, поддерживая фельдфебеля под локоть, повел его к двери. За ними, поджав губы, двинулся лейтенант Бегнер.
Книга осталась на верстаке. Забыли. Она возьмет ее с собой, за ночь переведет нужную главу, скопирует чертежи и рисунки. А утром книга снова будет лежать там, где ее оставил Густав.
Уже на пороге лейтенант Бегнер, как бы вспомнив что-то, оглянулся, устремив свой взгляд на верстак.
— Негодяй, — прошипел он, хватая книгу. — Морду набить мало. Одну уже потеряли... Ну, я ему покажу!
Хлопнула дверь. Люба закрыла лицо ладонями. Боже, какая она неумелая, беспомощная в таких делах. Ведь книга была почти в ее руках. Стоило только прикрыть ее тетрадкой, и пьяный Густав не вспомнил бы о ней до утра. Да вообще вряд ли он будет помнить о том, что заходил сюда. Теперь книга у лейтенанта Бегнера, и заполучить ее невозможно. У Любы было такое ощущение, будто кто-то подразнил и жестоко посмеялся над ней. Но где же все-таки видела она корешок такой книги? Совсем недавно... Кажется, в стопке среди других книг, кажется, на чьем-то письменном столе. У Верка? А ведь похоже, очень похоже...
Люба выскочила в коридор, постучала в дверь кабинета начальника ремонтной базы. Она редко заходила сюда и всегда по какому-нибудь служебному делу, поэтому сочла возможным использовать личный мотив.
Верк был один. Он что-то высчитывал на листке бумаги и поднял усталые глаза на девушку, когда она близко подошла к столу. Люба сказала, что пьяный танкист Густав заходил в кладовую, устроил ей спектакль и у нее сейчас сильно разболелась голова. Не разрешит ли ей начальник закончить работу завтра утром, она придет на базу пораньше и, кстати, если будет оставлен ключ, сделает уборку в его кабинете. С такой просьбой кладовщица обращалась к Верку впервые. Гаутман внимательно посмотрел на нее и отвел глаза в сторону, о чем-то раздумывая. Люба успела несколько раз бросить взгляд на корешки лежащих на столе книг и с огорчением убедилась, что ничего похожего на учебник для танкистов среди них нет.
— Я разрешаю, — сказал Верк со своей мягкой, чуточку насмешливой улыбкой. — Ты придешь завтра раньше и, если будет время и желание, уберешь здесь. Ключ будет находиться у начальника охраны. Но услуга за услугу. Сейчас ты поедешь к своей подруге. Посидишь с ней, выпьешь кофе, поболтаешь. Всякие там воспоминания... Ты сама видишь, как я занят в эти дни, а Алла вынуждена сидеть дома одна и, естественно, скучает, хандрит и даже... даже ревнует. Развей ее глупые мысли, развесели. И, пожалуйста, не давай ей много пить... Буду благодарен. Идем, я скажу шоферу, чтоб он отвез тебя. А танкисты... Что взять с фронтовиков? Не обращай на них внимания, скоро мы с ними распрощаемся.
Через несколько минут из ворот рембазы вышел «оппель-капитан». Рядом с шофером сидела Люба, ветер трепал уголки ее скромного серенького платочка. «Последняя надежда... — думала она. — Возможно, корешок учебника я видела на квартире Верка, когда после смерти мамы не удержалась и зашла к Алке поплакать». Да, она заходила к Алле, все-таки Алла хорошо знала их семью и мама ее когда-то любила. Тогда в горе она, Люба, не обращала ни на что внимания, но ее зрительная память могла вобрать в себя некоторые, бросившиеся в глаза мелочи. Вот и корешок книги с неожиданным, набранным крупными буквами словом «ТИГР» мог запомниться ей.
Перед самым отбоем встретились у лагерной уборной Ключевский и Полудневый.
— Она не сможет достать. Попытайтесь на «четверке» — стены тонкие, глина, — сказал Юрий.
— Застрянет «четверка»...
— А может, рискнешь на этом...
— Робею, боюсь... — признался Полудневый. — Понимаешь, нет у меня уверенности. Машина неизвестная, на ерунде можно погореть.
— Что ты, Рома? Возьми себя в руки, мобилизуйся.
— Вот что, Чарли, мать ваша принцесса, — разозлился Полудневый. — Ты свое сделал и не путайся под ногами. Мы сами... Сами с усами.
Разошлись.
Алла обрадовалась приходу Любы, пустила слезу, расцеловала подругу. И начались сетования: Оскар ее разлюбил, у него, наверное, есть другая. А за ней, за Любой, он случайно не ухаживает? Конечно, конечно, она верит ей... Черт с ним, она найдет другого, уедет с ним в Германию.
Жалкая, слезливая бабья болтовня. Как опустилась, поглупела Алка. Даже красивое лицо приобрело что-то неприятное, отталкивающее. Боится потерять своего Оскара...
И Люба, выполняя наказ своего начальника, захватила инициативу, легонько подталкивая хозяйку, прошла с ней в горницу, уселась на диван, невдалеке от письменного стола. Все вышло очень естественно, но сердце Любы билось все сильней и сильней, она боялась взглянуть на книги, двумя стопками возвышавшиеся на письменном столе. Последняя надежда.
— Ой, какая ты глупая, Алка, — развязно-весело начала гостья, чтобы дать себе время успокоиться. — Ты мне веришь? Так вот, я свидетельствую, у твоего благодетеля много работы. Ты даже не представляешь, как ему трудно. Он и дома работает? Ой, как много книг! И все техническая литература.
Любе казалось, что ее слова звучат откровенно-фальшиво и Алла легко почувствует эту фальшь, но отступать было некуда, она должна была действовать напролом. И, повернувшись к столу, продолжала тем же тоном:
— Все-таки умный твой Оскар. Так много читать.
Она сняла с ближней стопки книгу, вторую, третью и вдруг на какое-то время потеряла дар речи — в ее руках был учебник для танкистов, на потрепанной обложке которого проступали сквозь грязные маслянистые пятна четкие буквы знакомого заглавия: «Т-6 «ТИГР». Материальная часть, боевое использование, технический уход».
Это был тот экземпляр, который гауптман Верк отобрал у предводителя «Отряда непобедимых» Тимура Строкатова, сына начальника городской вспомогательной полиции.
Люба пробыла в гостях у своей подруги довольно долго, а когда уходила, книга осталась на письменном столе в той же стопке, на том же месте — третья сверху.
А утром жетон № 17 вместе с инструментом получил листочки, свернутые в тонкую трубочку.
— Оригинал и перевод... — шепнула Люба.
Шевелев взглянул на кладовщицу, увидел темные круги под ее глазами и, не найдя слов выразить изумление, восхищение, благодарность, сказал растроганно:
— Ну, дочка...