Охота на «Троянского коня»
Шрифт:
– Пока вы будете готовить дезинформацию, я бы хотел поближе познакомиться с вашими сотрудниками.
– Но это осуществить сегодня довольно сложно… – нерешительно промолвил подполковник. – Большая часть сотрудников в разъездах.
– Но с вашим помощником-то я могу сегодня познакомиться?
– Как вам будет угодно. Его пригласить ко мне, или мы вместе зайдем в кабинет помощника?
– Как скажете. Но прежде я бы хотел услышать от вас отзыв о его работе.
– Ротмистр Степан Карлович Юрлов исполняет должность помощника начальника КРО с 3 сентября 1914 года. Бывший строевой обер-офицер. По прежней службе характеризуется положительно. Ведает всей перепиской, исходящей из штаба по делопроизводству контрразведывательного отделения, и большую часть времени находится в штабе. В отделении бывает утром, обычно с 9.30 до 11 часов и вечером с 9.30 до 11.30–12 часов ночи. Он готовит доклады начальнику штаба, наводит необходимые справки. Ротмистр – толковый, основательный работник, но в деле контрразведки еще малоопытен, к тому же несколько болезненный. Вместе с тем другого я бы себе не пожелал…
– Ну что же, пойдемте посмотрим на вашего помощника, – заинтересованно произнес Баташов, вставая.
– А что делать с остальными сотрудниками, которые сегодня и в ближайшее время будут находиться в разъездах? – доверительно глядя на генерала, промолвил Залыга.
– А вы представьте мне их личные дела…
– Но вы же знаете, что дела агентов представляются лишь по официально оформленному согласию начальства…
– Будем считать, что я этот вопрос уже решил, – сухо и в то же время требовательно промолвил генерал, искренне радуясь в глубине души тому, что подполковник свою службу знает и никого другого, кроме него, к личным делам своих агентов впредь и близко не подпустит.
Залыга подошел к несгораемому шкафу, и, чуть приоткрыв дверцу, выбрал нужные папки.
– Вот эти господа находятся в командировках, – положил он перед Баташовым на стол внушительную стопку папок. – Я придерживаюсь правила: никогда эти дела из кабинета не выносить, – пояснил он, – вам лучше ознакомиться с ними здесь. Если вы не против, я приглашу ротмистра Юрлова сюда.
– Да, конечно, – согласился генерал, – делайте так, как вам будет угодно.
Через несколько минут в кабинет шаркающей походкой, привычно держа левую руку у бедра, вошел среднего роста, худощавый офицер с острым носом и узким лбом, на который свешивался светлый чуб. Расправив еле заметные на его бледном лице тонкие усики, он доложил:
– Честь имею представиться, ротмистр Юрлов, потомственный дворянин.
Несмотря на то, что упоминание о потомственном дворянстве несколько покоробило Баташова, он тем не менее благожелательно взглянув на офицера, протянул ему руку.
– Подполковник Залыга довольно лестно отзывается о вашей работе, – многозначительно промолвил он, – я думаю, что и в дальнейшем буду иметь о вас такие же отзывы.
– Я за нашего батюшку царя и Отечество, если понадобится, голову положу, – выспренне провозгласил ротмистр, пронзая фанатически горящим взглядом Баташова.
– Что вы! Что вы! От вас этого не понадобится. А голова ваша нам нужна, как никогда, так что не бросайтесь больше ею, – сдержанно произнес генерал, и, мельком взглянув на Залыгу, уловил в его глазах глубоко спрятанную усмешку.
Ротмистр, не поняв тонкой иронии в словах Баташова, еще больше рассыпался в уверениях свой преданности, престолу и России.
– Ваше превосходительство, – прервал своего излишне говорливого сотрудника подполковник, – если я вам больше не нужен, разрешите удалиться?
– Идите. И дай Бог нам удачи!
– Честь имею! – четко произнес подполковник, и ладно, по-военному, развернувшись, ретировался, осторожно прикрыв за собой дверь.
– Присаживайтесь, ротмистр, – предложил генерал стоящему навытяжку офицеру.
– Благодарю, ваше превосходительство, – смущенно промолвил тот, усаживаясь на самый краешек стула, стоящего у самой двери.
Баташов, раскрыл первую папку, на которой было выведено крупными буквами: «Чиновники».
«Чиновник Багров Станислав Ефимович, бывший штабс-капитан, – с удивлением прочитал он, – уволен из полка по суду чести, по его уверениям, за роман с женой товарища. По словам офицеров полка, за растрату денег офицерского собрания, хозяином которого был, а также за ряд других неблагоприятных поступков.
Разумный, но несколько легкомысленный; ловкий, с внешним лоском, нравственности несомненно условной, и пережитая катастрофа не случайность.
Работает легко и упреков пока не заслуживает, но смотрит на свое положение, как на случайное, только потому здесь, что выбит из колеи и деться некуда…»
Следующее дело было не менее интересным.
«Чиновник Пилипенко Степан Кондратьевич, бывший правитель канцелярии одного из губернаторов, уволенный от службы за растрату.
Вполне интеллигентный, достаточно образованный, с хорошим знанием французского, немецкого и польского языков, умный, опытный, мог бы принести отделению незаменимую пользу, но наряду с этим ленивый, иногда до полной апатии ко всему; опустившийся, считающий себя „бывшим“ человеком, с крайне извращенными половыми инстинктами, и поэтому ослабевший физически; он не в состоянии уже работать с должной продуктивностью и нуждается в неослабленном наблюдении и в понудительных мерах…»
«Да-а, – подумал Баташов, – с такими кадрами много не навоюешь».
– А почему, ротмистр, я молодежи что-то среди ваших сотрудников не вижу? Неужели истинных патриотов и волонтеров у вас нет?
– Как нет? – оживился одаренный вниманием генерала Юрлов. – Есть совсем еще свеженький сотрудник.
Вскочив со своего места, ротмистр покопался среди папок и вскоре вытащил на свет Божий тоненькое личное дело.
– Вот, извольте видеть, – услужливо протянул он бумагу.
«Чиновник для поручений Кандыба Афанасий Ильич, – углубился в чтение Баташов, – молодой человек, из бедной мещанской семьи, окончивший юридический факультет Киевского университета. Разумный, энергичный, с инициативой и желанием работать на пользу Отечества. Дорожит местом. Своим служебным положением удовлетворен. Это „настоящий“, а не „бывший“ человек. Полезный и желательный канцелярский чиновник, особенно в деле розыска, там, где нужна врожденная способность. Показать себя не имел случая и потому судить о нем как о чиновнике для поручений по розыску еще не представляется возможным…»
«Ну что же, хоть один работает в контрразведке по желанию, а не по обстоятельствам», – удовлетворенно подумал генерал.
– А профессионалы в вашем отделении водятся? – неожиданно поинтересовался Баташов.
– А как же, ваше превосходительство! – вскочил на ноги ротмистр. – Все мы не устаем учиться у профессионала контрразведки подполковника Петра Федоровича Залыги, – он намеренно озвучил благожелательный отзыв о своем начальнике.
– Ну, об этом я и без вас знаю, – осадил офицера Баташов. – Я хотел бы услышать о других сотрудниках, которые имеют достаточный опыт службы в контрразведке.
– Есть такие, ваше превосходительство, – обрадованно воскликнул Юрлов и угодливо выложил перед проверяющим сразу несколько личных дел, которые генерал просмотрел с большим интересом.
«Чиновник Морозко Афанасий Нилович. Вся жизнь его прошла в полиции, в охранных отделениях в качестве старшего филера, а в последующем и наблюдательного агента. Работал в провинции и в Варшаве. Опыт по части наблюдения большой, и есть не только привычка, но и любовь к этому делу. Наряду с этим, недостаточное развитие, некоторая болтливость, отсутствие выдержки и уравновешенности ослабляют его ценные качества как агента. Как чиновник, хотя и старательный, но недостаточно грамотный и развитой, и потому мало соответствует своему назначению…»