Охота на удачу
Шрифт:
Потом был «бентли», за рулем которого сидела молодая мажорка, неприятная, визгливая девица, утомившая Воронцова рассказами о многочисленных бойфрендах и бесконечных шопингах. Всю дорогу она косо поглядывала на странного пассажира, похоже не совсем понимая, что подтолкнуло ее взять его «на борт». К хиппующим путешественникам девушка относилась с презрением, а к детям — с плохо скрываемым раздражением. Подбирать немытого хиппи, явно не так давно покинувшего детский возраст, первоначально вовсе не входило в ее планы. Впрочем, эта машина тоже не шла «до конечной». Уютный дорогой салон пришлось покинуть возле села Круглово, примерно в полусотне километров от Сумеречей. Бентли-девочка, с покрышечным визгом развернувшись на повороте, укатила дальше на север, а Герку
По просьбе Герки водитель притормозил грузовик недалеко от центрального входа в городской парк. Воронцов пока еще сам не понимал, почему решил выйти именно здесь, просто чувствовал, так будет правильно. Иногда для того, чтобы двигаться вперед, необходимо ненадолго вернуться назад. Туда, где все началось.
В объявших город мягких сумерках в полной мере ощущалось дыхание близкой осени. Остановившись под вычурной металлической аркой, с незапамятных времен служившей входом в парк, Гера на мгновение замер, сконцентрировавшись на внутренних переживаниях. Пытаясь восстановить тот день, когда мир для него перестал быть обычным, юноша вдруг испытал сильный приступ разочарования. То ли дело было в незаметно подкравшемся вечере, то ли в отсутствии удушливой жары, но ощущение неуловимого волшебства, бывшего лейтмотивом его первой встречи со сборщиками, никак не приходило. Немного ныла спина, уставшая за долгую дорогу, да от волнения слегка пересохло в горле. Вот и все. И кроме того, совершенно не хотелось пломбира.
Сделав шаг, Герка пересек незримую границу и медленно пошел по парку. Что-то смущало его, добавляя неправильности в окружающую действительность. Лишь через пару десятков метров он сообразил, что портал на входе был не только отрихтован, но и выкрашен в свежий небесно-голубой цвет. А потом ему попалась первая скамейка. Новенькая, целая, без царапин, похабной резьбы и отпечатков ботинок. Новыми оказались и урны, против обыкновения не забитые мусором двухнедельной давности, и изгороди, отделяющие зелень от бетонных дорожек. Даже кусты, постриженные не слишком аккуратно, но все же довольно ровно, казались новыми. И в дополнение ко всем положительным изменениям в парке отдыхали люди. Не агрессивные группы пьющих пиво подростков, не мутные личности, спрашивающие у каждого встречного который час с единственной целью оценить стоимость часов или мобильного телефона, а самые обычные горожане. Герка с удивлением миновал группу молодых мамаш, вокруг которых пестрой стайкой мельтешили уморительно серьезные малыши, и чуть было не свернул шею, заметив на одной из скамеек целующуюся парочку.
«Неудивительно, что не удается поймать настроение, — подумал Герка, — здесь же все изменилось до неузнаваемости». Это простое умозаключение расстроило его по-настоящему. Признать, что жизнь без него не остановилась, оказалось нелегко. Хуже того, за три недели, что Воронцов отсутствовал дома, жизнь Сумеречей определенно стала лучше! Да как такое вообще возможно?! Закипевшая злость требовала немедленного выплеска. Мучительно захотелось пинком перевернуть ближайшую урну, засыпав мусором эту сопливую идиллию. От этого глупого поступка юношу спас мелькнувший в конце дорожки обклеенный рекламой передвижной холодильник Хали-мороженщицы.
— Надо же, как кстати! — недобро пробормотал под нос Герка, отчего проходившая мимо девушка поспешила ускорить шаг. Но сам Воронцов едва ли заметил это, перебрасывая рюкзак на живот и расстегивая молнию. Рука быстро скользнула внутрь, проверяя, удобно ли лежит пистолет…
В отличие от парка, Халя ничуть не изменилась. Все та же гора жира, чудесным образом втиснутая в фирменный халат сумереченского молокозавода. Увидела ли она
— Так-так, — вместо приветствия протянула Халя. — Вернулся, значит, жиденок?
От Герки не ускользнуло небрежное движение пухлой руки, которая вроде как случайно скользнула под лежащий на холодильнике журнал.
— А помнишь, что я тебе обещала, а?
Говорила толстуха на чистейшем русском, не кривляясь и не юродствуя. Жадные глаза неотрывно следили за Геркой, гипнотизируя, завораживая. Левая рука носилась в воздухе, отвлекая внимание, а правая тем временем тянула из-под старого журнала немаленький тесак с широким лезвием. Все это Воронцов отмечал периферийным зрением, не особенно переживая. В конце концов, именно за этим он и шел. Вовсе не ностальгическое желание вновь пережить некоторые моменты этой фантастической истории понесло его на ночь глядя в городской парк. Ему ничего не нужно было переосмысливать или рассматривать под другим углом. Для себя Герка уже давным-давно все понял, осознал и рассортировал по полочкам. Он просто не знал, где искать Остена. Пусть Сумеречи не самый большой город, но бегать по нему в поисках логова сборщиков, когда времени до истечения срока оставалось не так много, представлялось довольно глупым занятием. Гораздо проще было отыскать того, кто укажет дорогу. Перебирая возможных проводников, Герка остановился на Хале, понадеявшись, что вечером мороженщица все еще будет торчать на своем привычном месте. И удача его не подвела.
Тесак выбрался из-под журнала почти наполовину, но еще раньше Воронцов вытащил из рюкзака пистолет — ровно настолько, чтобы увидела Халя. Трезво оценив свои шансы, мороженщица спрятала нож обратно. Беспомощно заозиравшись по сторонам в поисках поддержки, Халя, наконец, плаксиво промямлила:
— Буду кричать!
— Значит, это будет последнее, что вы сделаете.
Гера не грозил, не пугал, говорил спокойно и ровно. Со стороны могло показаться, будто молодой человек покупает мороженое. Но именно эта уверенность нагнала на Халину физиономию бледный вид, в надвигающихся сумерках превратив ее в обсыпанную мукой маску.
— Не посмеешь, — она неуверенно затеребила грязный передник, — не посмеешь, люди кругом!
— Люди? А что люди?! — Герка удивленно оглядел прогуливающихся горожан, словно увидел их только сейчас. — При определенном везении никто из них не только не сумеет меня задержать, но даже лица моего не запомнит. Уж чего-чего, а везения у меня даже занять можно. А вы говорите — не посмею…
— Чого тоби трэба вид мэня, га? — заканючила мороженщица. Испуг встряхивал ее крупной дрожью, отчего по рыхлому телу будто пробегали волны. — Я тебе чего сделала-то? Чого ты прычэпывси? Я ж пошутила так, смекаешь, чи ни? По-шу-ти-ла!
Она действительно отчаянно трусила, перепрыгивала с языка на язык, нервно косясь на Геркин рюкзак. Сам Воронцов при этом не испытывал ни триумфа, ни морального удовлетворения. В конце концов, неприятная тетка действительно ничем серьезным перед ним не провинилась. Где-то в глубине души он даже сам немного испугался той жесткости, с которой прессовал мороженщицу. Но отматывать назад уже было поздно.
— Хорошая шутка. Вы пошутили, я тоже посмеялся, — кивнул Герка, не убирая, однако, ладони с рукоятки «ТТ». — А знаете, кто еще любит отличные шутки? Наш общий знакомый — Остен Федор Михайлович! С его чувством юмора… мы просто обязаны ему ее рассказать!
— Да ты совсем е…нулся, жи… кэхэ-кхэ-кхэ… — Нахмуренные Геркины брови заставили Халю осечься, старательно «закашливая» конец предложения. — Я тебя к Хозяину не поведу, хоть живьем режь! Тебе жизнь немила, вот и рискуй, а меня подставлять не нужно! Мы люди маленькие, нам бы удач побольше, а рисков — тех поменьше!
— Вот еще выдумали! — притворно возмутился Герка.
Он вплотную приблизился к Хале и сказал строго и так холодно, что даже стоящему между ними холодильнику стало не по себе: