Охота на Улисса
Шрифт:
– Какая поговорка?
– Прекратите изворачиваться! – осадила зарвавшегося вруна возмущённая мисс Уокер. – Вот эта, которой вы меня разбудили: Ещё ты дремлешь, друг прелестный… – и дальше там ещё трата-та-та-проснись. Что… что тут смешного?
И Александр ответил, всё ещё посмеиваясь:
– Но это же стихи моего тёзки, Александра Сергеевича, вы разве не знаете?
– Откуда бы мне знать какого-то вашего тёзку?
– Действительно, откуда бы? Тем более что фамилия его – Пушкин.
– Ну и что? Врёте вы всё, просто признаться не хотите, что шпионили…
– Знаете что, Эйрис… – заявил Волков.
«Ага! Похоже, начал терять терпение!» –
– Знаете что… – Он вдруг развернулся на каблуках и промаршировал на прямых ногах к своему книжному шкафу, прошёлся вдоль него, бурча под нос, сказал кому-то: «Вот ты где!» – и вытащил небольшой пухлый томик.
– Вот, читайте! – буркнул сухо, не глядя на девушку, и протянул ей открытую книгу. Потом, не интересуясь впечатлением от предъявленного аргумента, уселся в своё кресло и стал нарочито громко трещать клавиатурой. Несколько секунд мисс Уокер разглядывала его стриженый затылок и торчащие уши, испытывая что-то вроде раскаяния, затем глянула в книгу, где черные маленькие насекомые, о которых было известно теперь – это обыкновенные буквы, выстроились ровными короткими рядами. Раньше Эйрис казалось, насекомые пляшут, но теперь они заговорили голосом господина Волкова: «Мороз и солнце, день чудесный, ещё ты дремлешь…» Мисс Уокер почувствовала, что краснеет. Сначала румянец залил щёки, потом перебрался на шею, затем, когда прозвучало «друг прелестный», – Эйрис пришлось пройтись, ступая на цыпочках по холодному полу, чтобы справиться с жаром, охватившим грудь. Он говорил это ей, спящей, смотрел на неё и говорил… Девушка передохнула коротко, тряхнула головой, заметив, что прижимает раскрытую книгу к груди, захлопнула её и прочла на обложке: «Пушкин А. С.» – подумала механически: ««А»– это Александр, что же такое «Эс»? Александр – это имя. Александр, он же Саша, он же Сашенька, он же Сашка…» – и вдруг заметила, что бормочет себе под нос:
– Сашка, букашка, черепашка, неваляшка, простоквашка, деревяшка и гречневая кашка…
Пришлось зажать рукой рот, чтобы остановить это безумие. О доброй половине вынырнувших из глубин памяти слов не было известно – что они такое и к чему. Эйрис поспешно сунула книгу на полку и отдёрнула руку… Опасное это занятие – читать книги, они только прикидываются тихонями, пока стоят на полке, – возьми, мол, мы смирные! – возьмёшь, раскроешь, а они ка-ак… «Нет-нет. Дудки, драгоценные, не на такую напали, – думала Эйрис, ступая на цыпочках, тихонько, мимо выстроившихся как на парад разноцветных корешков. – Вот что вы затеяли, господин Волков, то-то вчера вид у вас был, как у хитрющего лиса. У лиса – Улисса… Тьфу, опять всякая чушь лезет в голову. Но Саша правду сказал, действительно, это не прабабушки моей поговорка, оказывается, а какого-то Пушкина. Зачем же Арина врала мне… Может быть, и сказки её…»
– Саша, ты не знаешь… – начала Эйрис, потом осеклась: «Почему я назвала его Сашей, почему на «ты»»?
– Что? – переспросил Волков, отвлёкшись от созерцания каких-то разноцветных пятен, исчерченных округлыми кривыми неправильной формы.
– Господин Волков, – поправила себя Эйрис, – вы не знаете…
– Зачем же так официально? – усмехнулся Волков, усаживаясь в кресле вполоборота. – Вы же только что перешли со мной на «ты», да ещё и назвали Сашей.
– Извините, – сконфузилась мисс Уокер, – это как-то случайно вырвалось…
– Ничего. Наоборот, я было обрадовался, что мы с вами уже на «ты», но вы просто ошиблись, оказывается. Действительно, это немыслимо – принцесса Грави на «ты» с каким-то бродягой, да ещё и жителем отсталой периферии. Подумать только, каков нахал, припёрся
– Саша, прекрати! – выкрикнула пылавшая гневом принцесса Грави и добавила неожиданно для себя самой:
– Сашка-деревяшка.
– Ого! – удивился Волков, оказавшись вдруг рядом. – Делаешь успехи! Такая свежая рифма: Сашкадеревяшка… Ты спросить что-то хотела?
Эйрис заметила – её похолодевшие пальцы каким-то чудом оказались в горячей широкой его ладони, отняла руку и сказала, усаживаясь в кресло, где всё ещё лежал развороченный спальный мешок:
– Саша, я хотела спросить: что же это получается, капитана Грифа тоже не Арина придумала? Он тоже из сказок этого… Пушкина? И рыцарь Айвенго тоже? И Тристан…
– Погоди, погоди… – ошеломлённо остановил её Волков. – Какой у Пушкина может быть капитан? Разве что капитанская дочка… Айвенго? Нет, не помню, чтоб Пушкин… Это же Вальтер Скотт! Хотя Пушкин читал его, пожалуй… А о Тристане вообще кто только ни писал. И вообще, при чём здесь твоя прабабушка?
– Она мне рассказывала сказки, – ответила девушка, устраивая из спального мешка некое подобие гнезда. – Не прабабушка, конечно, а моя камеристка, но её голосом. Мне мама их подарила, сказала тогда, что на карточке – сказки моей прабабушки. Очень много сказок. Некоторые я помню хорошо, некоторые…
Волков принялся помогать подтыкать одеяло. Откуда-то из подсознания Эйрис выплыло: «Под лаской плюшевого пледа вчерашний вспоминаю сон…» – Она помотала головой, чтобы избавиться от наваждения, и закончила:
– …некоторые – очень смутно. Вот о капитане Грифе, например…
– Капитан Гриф? – переспросил Волков, возвращаясь в капитанское кресло. – Капитан Гриф…
– Который попал в тайфун у атолла Парлея, – добавила Эйрис.
– Жемчуг Парлея, тайфуны, Полинезийские острова… – просиял капитан Волков. – Джек Лондон, вот это кто.
– Кто?
– Писатель, который придумал твоего капитана. У меня есть там, в собрании сочинений. Потом дам почитать, не до того сейчас. У нас проблема, Эйри, причём как раз с этой самой Полинезией.
– Проблема? Какая проблема? – деловито осведомилась мисс Уокер, считавшая себя экспертом по полинезийским вопросам. Волков некоторое время молчал, разглядывая всё ту же картинку на экране монитора, на лице его лежали зеленоватые и синие отсветы. Затем вздохнул, вытянулся в кресле, заложив руки за голову, и заговорил сам с собою, глядя в потолок:
– Маленькая такая проблемка, но довольно зловредная. Вернее, даже вопрос. Через каких-нибудь десять часов с минутами «Улисс» подойдёт к Земле. Подойдёт-подойдёт, паршивец, я его знаю. Тогда я что? Погашу я, значит, инерцию, потрачу полвитка, загну спираль в эллипс и подвешу свою лоханку на круговую орбиту в экваториальной плоскости на высоте… м-м… не помню уже сколько, тридцать пять тысяч от поверхности примерно. Чтоб, значит, была она геостационарной, орбита моя. Это ещё как минимум двенадцать незабываемых часов. И зависнем мы над нужной нам точкой земной поверхности, и будем крутиться, как две учёные цирковые белки в колесе, один оборот за двадцать четыре часа.
Он замолчал. Немного подождав, Эйрис не вытерпела и напомнила:
– Ну и? В чём вопрос?
– Вопрос простой: где? – с готовностью отозвался Волков, скосив глаз.
– Что – где?
– Где мы зависнем? Где центральный пульт управления вашей Планетарной Машиной? Где та волшебная точка, к которой я должен вести старину «Улисса»? Где этот сияющий пуп Земли…
– Постой, Саша, – поморщилась Эйрис, – дай подумать… Папа что-то говорил, но я никогда не слушала. Кажется, какой-то пульт есть на «Грави-айленд», где папин офис…