Охота на Улисса

Георгиев Борис

– Послушай, Том, – неожиданно мягко, просительным даже тоном осведомился Волков: – Не можешь ли ты поднять кораблик так, чтобы можно было открыть люки?

Ирис глянула на капитана удивлённо. Насколько она его успела узнать, просить он не привык, обычно рявкал, орал, приказывал, одним словом, а тут… «Что это с ним? В глаза смотреть не хочет…»

– Понимаешь, Иришка… – оправдывался Волков, избегая испытующего взгляда хозяйки бабла. – Здесь мелко, и должен же кто-нибудь смотреть, чтобы не напороться на рифы, вот я и решил…

– Высота от поверхности воды до нижнего фланца стыковочных люков пятьдесят сантиметров. Должен предупредить, что открывать первый стыковочный узел небезопасно.

– Какой из люков смотрит в сторону острова… м-м… Табитеуэа?

– Люк второго стыковочного узла.

– Открой его, старина. Проведёшь корабль метрах в ста от линии

прибоя.

«Ага, вот зачем тебе… – догадалась Ирис. И, хоть ей смертельно хотелось поглазеть на берег атолла вблизи, она решила воспользоваться случаем и выяснить, кто такой Протесилай, пока кое-кто будет любоваться видами. Мучить Сашу расспросами не следовало, кроме того, обидно постоянно попадать впросак и демонстрировать незнание азбучных, судя по реакции Волкова, истин.

– Иришка, я на вахту, – бросил Волков, сбегая по лестнице.

– Хорошо, – только и успела сказать Ирис макушке его головы, скрывшейся за перилами, и подумала вслед: «Иди, иди. Вахтёр. Интересно, что это за слово такое – вахтёр? Должно быть, тот, кто стоит на вахте. Но это я и после могу узнать, а сейчас – Протесилай. Если это человек, должны быть от него письма. Как Саша командовал? Что-то с консолью было связано. Ну-ка…»

– Том, – обратилась она к навигатору, впервые назвав его новым именем, – пожалуйста, покажите мне консоль.

– Консоль «Улисса» вы имеете в виду?

– Да, Томми. Покажете?

– Пожалуйста, мисс Ирис.

Девушка чуть было не захлопала от радости в ладоши: карта острова сменилась белым прямоугольником, на котором – строки письма. Но только не от Протесилая.

Выдержка из служебной и личной корреспонденции командира исследовательского судна «Улисс», порт приписки – Аркадия, Марс.

Личный канал грависвязи № XXX–XXXXX.

Срочно. Конфиденциально.

Улиссу

от Лаэрта.

Тема: Конь в городе.

Сынок!

Рукоплещу тебе со скамьи амфитеатра. «Осы» приняли «Протесилай» за «Улисс», они догоняют его и догонят скоро, лишь боги знают, что будет с ними, когда это случится. Что бы ни было, тем из них, кому посчастливится уцелеть, нужно будет вернуться к стенам Трои, обратный путь, как ты и сам, должно быть, понимаешь, займёт не меньше времени, чем погоня за беднягой «Протесилаем». Теперь ты знаешь, сколько времени есть у тебя. Когда же истечёт оно – берегись. Мужи Итаки обнаружат подмену и поймут – ставка в игре высока. Мне стало известно, что Итака ближе к Трое, чем мы с тобой в безграничной наивности своей полагали. Конь в городе, Сынок, береги Елену.

Лаэрт.

Одно стало ясно Ирис – Протесилай определённо не человек, иначе Лаэрт написал бы «приняли Протесилая за Улисса», и не поставил бы кавычек. «Значит это – корабль, раз истребители погнались за ним, перепутав с «Улиссом» нашим, – сообразила мисс Уокер, проглядывая письмо вторично. – «Протесилай» уведёт их подальше от Земли, когда же они всё-таки его настигнут, повернётся и… Уж не знаю, что с ними сделает. В общем, перебьёт столько «ос», сколько сможет. О пути обратном тоже понятно. Те «осы», что уцелеют, вернутся и нападут на нас, это тоже понятно. Но остальное… Да-а, больше вопросов, чем ответов. Что значит – Итака ближе к Трое, чем они полагали? Что за чушь, это же Марс и Земля! Какой конь, в каком городе? И чем он мне-то угрожает? Спросить у Саши?»

Ирис покраснела, сообразив, что обращаться к Волкову за разъяснениями нескромно, не говоря уже о привычке совать нос в чужие письма. Особенно в письма, помеченные как конфиденциальные.

– Том, покажите, пожалуйста, карту, – поторопилась попросить Ирис, чтобы замести следы. – О! Мы, что же, совсем рядом с островом?

– Около четырехсот метров до линии прибоя, мисс Ирис, – ответил навигатор, но слова его повисли в воздухе. Мисс Уокер, соизволившая поднять глаза от экрана, пискнула возбуждённо и бросилась вниз, к стыковочному узлу, не желая упустить такое зрелище – самый настоящий берег самого настоящего атолла.

Уже на лестнице ей стало понятно – что-то не так в доме её, совсем не так, как бывает обычно. Оказавшись в гостиной, она поняла – запахи и звуки. Что-то вздыхало и шипело монотонно, сильный незнакомый запах – Ирис не могла понять, приятен он ей или не очень, – заполнил гостиную, когда же девушка

повернула в коридор к люку, лёгкий сквознячок, принесший запахи и звуки, окреп, дунул прямо в лицо, бесцеремонно распушив волосы, заставил зажмуриться. «Ветер», – припомнила девушка слово из сказок и шагнула навстречу ему, влажному, тёплому и солёному на вкус, нёсшему водяную мелкую пыль, а память подсказала, – «морской ветер». Глянув сквозь ресницы в ярко освещённый солнцем коридор, Ирис невольно улыбнулась. Тот, кому полагалось стоять на вахте, сидел на полу, на самом краю коридора, свесив ноги вниз, и обязанностями вперёдсмотрящего явно пренебрегал. Солнце, стоявшее высоко, золотило его светлые, раздутые ветром волосы. И хоть мисс Уокер и не видела его лица, но была совершенно уверена, что глаза господина Волкова прищурены, если не закрыты, а сам он умиротворённо улыбается. Башмаки господина Волкова были тут же, рядом, на полу, и явно страдали от жары, о чём свидетельствовали их высунутые языки и шнурки, разлёгшиеся на полу, как змеи на горячих камнях. Ирис, направляясь к забывшему свои обязанности капитану, перебирала в уме слова, годные для язвительного замечания, но последний очень короткий шаг, приведший её к освещённому полуденным солнцем входу, довершил дело. Всё, что только проклёвывалось исподволь в её душе, что пряталось в затенённых уголках подсознания, что только собиралось проснуться, – двинулось разом к давно намеченной точке, заговорило в полный голос, отдалось толчками крови в висках, наполнило выдох. Безотчётно она сделала несколько простых действий, казавшихся вполне естественными после, но совершенно невозможных до: отставила в тень, к стене, разомлевшие на солнце башмаки Волкова, разулась сама и ступила босыми ногами на освещённый солнцем полукруг пластикового пола, опершись на плечо Волкова, так удачно оказавшееся под рукою. Жар солнца лёг на её голову и плечи, пол обжёг ступни ног. Океан дохнул ей в лицо пряно и солоно, и не водяной пылью, а крупными брызгами, так, что захватило дыхание, и не тихим шёпотом на ухо, а фыркнул пеной у ног и зашипел в отдалении тяжело, мощно, ворочаясь у низкого облизанного волнами песчаного берега, как гигантский чешуйчатый змей. Его упругий изумрудный бок вспучился волной у самых ног Ирис, хлестнул в борт и рассыпался сверкающими брызгами, и снова вспучился, и снова хлестнул… «Неужели Саша не замечает, как это всё здорово! Он даже не смотрит, сидит просто, глаза закрыл…» – подумала ошеломлённая силой впечатлений девушка, но заметила вдруг: не просто сидит – скользит по волне босыми ногами, то погружёнными по щиколотки и чуть не до колен одетыми пеной, то пены едва касаясь пальцами ног. И случилось с мисс Уокер ещё одно превращение: радость, поднявшаяся волной, растеклась по всему телу, пропитав его, как пена пропитывает морской песок, когда отступает волна. Тогда она опустилась на разогретый солнцем пол, – плечо не нужно выпускать, нет-нет, – села, – очень удобно опираться на чьёнибудь плечо, когда садишься, – свесила ноги, – нет, до волны не достать, разве что кончиками пальцев, – обвила шею Волкова рукой, – это ещё удобнее, чем опираться на плечо, – и на плечо его положила голову.

Именно сейчас мир, – предугаданный по движениям призрачных теней на стенах её комфортабельной пещеры, обещанный в детских сказках, спрятанный во снах, – раскрылся перед ней, пустил внутрь и сомкнулся, окутав тысячей явственных ощущений.

– Вода, понимаешь, Иришка? Столько воды. Там нет воды, только песок, но нельзя разуться и пройти по нему босиком. Мне снилось, что я иду, по мокрому песку ступая босыми ногами, у края прибоя. Проснусь и… Не помню ничего. Одни слова: «мокрый», «прибой», «волны». Никак у меня не получалось вспомнить, что чувствовал во сне. Какой он – мокрый песок? Вязкий? Холодный? Влажный? Слова, одни слова, – бормотал Волков, щурясь и пошевеливая ногами. – И вот это: ноги в набегающей волне, пена… у берега ещё, должно быть, песчинки, подхваченные прибоем, кожу покалывают…

Ирис глянула на близкий берег: мутновато-блестящее зеркало песка, отполированное волнами, пучки травы на откосе, косматые пальмы, и видно уже, как ветер треплет резные их листья. И видно даже, – или кажется? – нет, что-то живое на берегу, штриховая цепочка следов за ним. Чёрный комок. Вот! Ноги вытянул, встал на цыпочки, как балерина!

– Саша! Смотри! Кто это?

– Краб, – отозвался Волков, разжмурившись. – Крабчик. Крабишка. Сейчас дёрнет в траву.

И тут же, будто специально, чтобы подтвердить истинность слов, краб приподнял тельце над мокрым песком и не побежал, не заковылял, а именно дёрнул прочь от воды, оставляя за собой ровную полосу из тире и точек.