Охота в атомном аду
Шрифт:
Подойдя ближе, мы увидели, что этот облачённый в американскую лётную «сбрую» «аденауровский сокол» явно мёртв. Судя по буквально вбитому в жухлую осеннюю траву, всего метрах в двадцати от свежего трупа, креслу, он катапультировался со слишком малой высоты, и, поскольку парашют явно не раскрылся полностью, он, видимо, убился при ударе о землю или деревья. Когда я чуть-чуть присмотрелся, стало видно, то при падении покойник успел ещё и наколоться на вершину какого-то подвернувшегося дерева – слева из его груди, прямо над лямкой подвесной системы парашюта, торчал довольно толстый, обломанный у основания сучок. Крепкие же у них, в Германии, деревья, раз оказалось проткнуто даже рассчитанное на сверхзвуковые перегрузки лётное спецобмундирование. Хотя, может быть, благодаря этому он, по крайней мере, сильно не мучился – как известно, оптимист и на кладбище видит вокруг одни сплошные плюсы. А вот в том, что кто-то похоронит этого пилотягу, у меня теперь были очень большие сомнения…
Н-да, для допроса он явно не годился…
– Обыщи, – сказал я напарнице. – Только его личные вещи и данные меня категорически не интересуют. Глянь, может, у него хотя бы карта есть…
Кэтрин бесшумно скинула на землю стволы и амуницию (этой её способности я в очередной раз прямо-таки обзавидовался), быстро и деловито обшмонав мертвяка. Да, действительно, карта при нём была. Обычная, бумажная. На привычном для не пользовавшихся в полёте всякими быстро превращающими нормальных людей в дефективных дурачков электронными и спутниковыми «подсказками и шпаргалками», вроде GPS, летунов тех времён месте – в пристёгнутом к правому бедру комбинезона мертвеца планшете.
Развернув эту самую нежданно обретённую карту, я быстро понял, что на здешних фронтах действительно царит если не полный хаос, то что-то весьма похожее на него. Странно, что кто-то ещё вообще воюет. Взлетал наш покойник, судя по всему, откуда-то из-под Саарбрюкена, на самом западе ФРГ. Ну да, а что, ближе никаких аэродромов уже не осталось? Красные карандашные крестики (явно – многочисленные наземные цели) были, вполне ожидаемо, нанесены восточнее Штутгарта, то есть примерно там, где сейчас находились мы. Поверх Берлина, Мюнхена, Гамбурга, Бремена, Вильхельмсхафена, Бонна, Парижа, Гавра и Брюсселя на карте синим карандашом кто-то нанёс заштрихованные круги или овалы неправильной формы. Наш мёртвый знакомый или некто в штабе уже успел отметить зоны поражения, куда лучше не залетать совсем? И, если это не оно, то что тогда? А вот красные, неуверенно-волнистые карандашные линии (похоже, отметки о крайних продвижениях «коммуняк из-за Эльбы») были нарисованы не только к востоку от Штутгарта, но и у Бонна, Ганновера, на самой голландской границе у Винсхотена, а также в Австрии, близко к Зальцбургу и Грацу.
Если это была хотя бы частично верная информация (хотя какая в такой обстановке может быть разведка, это, вообще, отдельный вопрос), получалось весело, поскольку выходило, что натовцы, похоже, бомбят исключительно объекты и войска противника на своей собственной территории. Или с остальным разбираются стратегическая авиация и ракетчики? Как ты ни крути, но, похоже, что ядерные удары по крупным городам с их генеральными штабами и правительствами пока что не особо сказались на темпах продвижения на запад танков ОВД, что совсем неудивительно – дисциплинированные офицеры среднего звена вскрыли некие заготовленные на этот случай «пакеты» и просто выполняют то, что в них записано. Тем более что данные приказы никто не отменял и уже, похоже, не отменит. Сейчас все эти «первые лица», и наш Никита Сергеевич с Петровной, Радой и Аджубеем, и пресловутый заокеанский Джи. Ф. Кеннеди со своей Джеки (которая здесь уж точно никогда не станет Онассисовной, поскольку если её нынешний мужик и умрёт от чего-то, то это точно будет не манлихер-каркановская пуля Освальда в славном городе Далласе), явно поспешно обживают какие-нибудь правительственные бункера глубокого залегания (за Уралом и в каких-нибудь Монтане или Колорадо, соответственно) и в полном отчаянии бьются головой о толстые железобетонные стенки, силясь найти работающую (хотя бы – проводную) связь хоть с кем-нибудь, кто ещё способен их услышать. То есть с теми, кто сумел выжить. Но это, конечно, если они сами живы, а то ведь могли и не успеть смыться вовремя – задержались где-нибудь на лишние полчаса, после чего им могли уже и не помочь никакие скоростные вертолёты в мягком, салонном исполнении и стоящие под парами «борта № 1». Хотя для тех, кто хоть раз отравился высшей властью, превращение их персон из вершителей судеб в простых «зрителей» и не способность хоть на что-то влиять, по сути, и есть гибель…
А на фоне этого разные там наши бронетанковые майоры и капитаны, чьи непосредственные подчинённые этим утром вскочили по сигналу боевой тревоги и резко рванули рычаги на себя, теперь категорически не остановят свои, пусть даже и изрядно фоняющие, «коробочки», пока не расстреляют все наличные патроны со снарядами и не сожгут всё горючее. Или, если, как вариант, не пожгут их самих. И насчёт последнего всё ещё может быть. Как пела когда-то удачно (по мнению её лимитрофных соотечественников) «продавшаяся оккупантам» Лайма Вайкуле, ещё не вечер, ещё светла дорога и ясны глаза – тактического ядерного оружия у американцев на здешнем, европейском, ТВД должно быть завались, и с испугу или же от полной безнадюги, они могут начать очень густо сыпать его где попало и в любой момент. Хотя на каждый советский танковый взвод или роту атомных бомб у них всё равно ни за что не хватит. И неизвестно, будет ли с чего эти бомбы сыпать – разных там оперативно-тактических ракет в те времена было ещё немного, что случается здесь с крупнокалиберной «атомной артиллерией» в процессе её перевозки к переднему краю, я уже видел, а авиация в подобных условиях очень быстро превращается в нечто одноразовое, вроде того самого кондома…
– Ладно, – сказал я, на всякий случай пряча свёрнутую карту во внутренний карман куртки. – Пошли дальше. Больше-то всё равно ничего не узнаем. Трупы, увы, не болтливы…
И мы пошли дальше, прислушиваясь и замирая при каждом возникающем в этом «лесу прифронтовом» громком звуке.
Напалмовый пожар позади нас стихийно продолжался, но расползаться в стороны огонь вроде как перестал – всё-таки осенью любой лес довольно сырой. Ну а прислушиваться было к чему – авиация, чью национальную принадлежность всё так же было невозможно точно идентифицировать, ревела в основном на приличном расстоянии от нас. Соответствующий фоновый звук в небе был, а вот самих самолётов за дымом и верхушками деревьев я не смог различить. Какие-то глухие взрывы (а вот авиабомбы это были или, скажем, артиллерия крупных калибров – фиг его знает) тоже слышались довольно далеко. А в какой-то момент мне показалось, что где-то близко слышен рёв танковых двигателей и лязг гусениц.
– Тихо! – сказала моя напарница, резко остановившись и подняв руку. Выходит, всё верно и мне не показалось. И уж ей-то можно поверить, слух у этой супердамочки явно лучше, чем у меня…
– В чём дело? – задал я довольно глупый вопрос, прислонившись спиной к толстому стволу какой-то осины и ставя чемоданы на присыпанную опавшими листьями и хвоей землю.
– Похоже, прямо впереди нас танки, – был ответ.
Правда, чьи именно танки, она не сказала, но какая, блин, разница? Ведь начать палить сдуру на шум может кто угодно. Заметит нервный солдатик постороннее шевеление в кустах, и понеслось – длинными очередями…
Таясь за деревьями, мы с Кэтрин (я вооружился G3, она пистолетом с глушителем) постарались немного сблизиться с этими самыми танками.
Немного присмотревшись, я понял, что метрах в ста – ста пятидесяти перед нами была то ли грунтовая дорога, то ли просека. И на ней, частично скрытая от нас полуоблетевшими осенними кустами, действительно стояла недлинная и неровная колонна из нескольких танков. Как мне показалось, у некоторых машин тарахтели не заглушенные движки.
И, без всякого сомнения, эти машины были вражескими. Сами танки высоченные, уродские, с очень приметными «деталями внешнего облика» – зализанные очертания передней части литого бронекорпуса, с местом мехвода по центру машины, в ходовой части снизу шесть опорных катков, сверху – четыре поддерживающих, сзади характерное, похожее на шестерёнку здоровое ведущее колесо, траки гусениц из-за фигурных резиновых нашлёпок с внешней стороны чем-то похожи на вафли. Напоминающие слегка сплюснутые с боков перевёрнутые тазики башни с куполообразными «мисками» поворотных командирских башенок, откуда нелепо торчали дырчатые стволы крупнокалиберных пулемётов, длинные пушки, с дурацкого вида дульными тормозами, вроде Т-образно приваренных к дульным срезам обрезков труб, сбоку на башнях – характерные круглые нашлёпки «рачьих глаз» продвинутого для того времени оптического дальномера.
Даже при отсутствии больших белых звёзд на их зелёной броне любой хоть немного соображающий в том, какая вообще бывает бронетехника (к примеру, хоть среднестатистический конченый малолетний «игрун в танчики»), без особого труда опознал бы в этих машинах американские М48 (скорее даже М48А1), они же «Паттон-III», с 90-мм пушками. Н-да, тогда это разрекламированное сверх меры бронированное дерьмецо было основным танком армии и Корпуса морской пехоты США, и в Европе, и вообще. Да и в армиях НАТО этих агрегатов тоже хватало.
Танки торчали на довольно приличном расстоянии друг от друга (рассредоточение, дабы одной авиабомбой или тяжёлым снарядом не выбило больше одной машины? Начали понемногу соображать?), со стволами, развёрнутыми хоть и как попало, но всё же направленными в общем направлении, строго на восток, туда, откуда в те времена приходил коммунизм. На башнях некоторых танков была набросана неряшливая маскировка из слегка развёрнутых тканевых сеток и хвойных веток, а сильно заляпанные грязью гусеницы и надгусеничные полки «Паттонов» намекали на некий длительный марш. А теперь-то что? Эти ребята из US.ARMY притаились в засаде или как? Однако судя по открытым люкам и шлявшимся между машинами не очень-то соблюдающим тишину и правила той самой маскировки заокеанским танкистам, это скорее напоминало не засаду, а просто банальный привал.