Охота. Я и военные преступники

дель Понте Карла

Я напомнила Джинджичу что важен не только Милошевич, но и Младич, и Караджич, и другие обвиняемые. «Франция и США вам помогут», — сказала я.

Джинджич ответил, что пока подобные аресты затруднительны. Младич все еще занимает высокое положение в югославской армии и, как и 1800 офицеров, которые служили в боснийской сербской армии, все еще получает жалованье. Начальник штаба югославской армии, генерал Небойша Павкович, согласился положить этому конец лишь в последней декаде мая. Республика Сербия и югославская армия согласовали свои действия, но федеральное правительство наверняка будет выступать против. Младич — не просто офицер, он находится под серьезной охраной. У него более двадцати телохранителей. «Кроме того, — добавил Джинджич, — мы уже неделю не видели Младича. Но его дело скоро решится. Мы арестуем его и передадим в руки миротворческого контингента НАТО в Боснии. Коштуница не должен об этом знать: ему и так не нравится то, что Благое Симич сдался добровольно. Он был лично знаком

с Симичем».

— Караджич скрывается в Белграде, — сказала я. — Я знаю, что он обращался к Коштунице с просьбой о помощи и защите, но Коштуница отказал.

— По-видимому, Коштуница не знает, что Караджич находится в Белграде, — ответил Джнджич.

Я не отступала и спросила, может ли он арестовать трех сербов, которых обвиняют в военных преступлениях, совершенных во время захвата Вуковара в 1991. [16]

— Я готова помочь вам в расследовании финансовых преступлений, — сказала я. — Обещаю, что дам вам доступ к моим файлам. Мы только что нашли 14 миллионов долларов в Сингапуре. Но сотрудничество — это дорога с двусторонним движением.

16

В «вуковарскую тройку» входили Веселин Шливанчанин, Миле Мркшич и Мирослав Радич. Все они являлись офицерами Югославской народной армии.

— Один из этих троих, — ответил Джинджич, — уже в отставке, и начать можно с него. Двое других по-прежнему служат в югославской армии. Мы должны сначала решить вопрос с армией, и лишь затем начинать следствие. В данный момент они находится под защитой.

Джинджич рассказал, что обстановка в Белграде очень сложная. В Македонии, Косово и на юге Сербии начались албанские волнения, и это весьма осложняет возможность обсуждения военных преступлений в армии.

Затем Джинджич назвал имена тех, кого вместе с Милошевичем обвиняли в военных преступлениях, связанных с этническими чистками в Косово. Он упомянул имя бывшего президента Сербии Милана Милутиновича и бывшего премьера Николы Шайновича. «Милутинович почти готов сдаться. А вот с Шайновичем сложнее. У Милошевича он отвечал за всю логистику и финансы в Хорватии и Боснии, решал все оперативные вопросы. Он — именно тот, кто вам нужен. Шайнович был Эйхманом [17] Милошевича, и в Сербии популярностью не пользуется. Но все же момент сейчас очень деликатный…».

17

К. А. Эйхман (Eichmann), сотрудник гестапо. Возглавлял отдел по разработке и реализации планов физического уничтожения еврейского населения Европы, непосредственно руководил организацией транспортировки евреев в концлагеря. В 1960 г. схвачен агентами израильской разведки в Аргентине и приговорён к смертной казни. — Прим. ред.

После прогулки по аэропорту Схипхол Джинджич вылетел в Вашингтон. С января 2001 года крупнейшие мировые державы требовали, чтобы Белград в полной мере сотрудничал с Международным трибуналом. Впрочем, результаты оставались весьма скромными. Джинджич знал, что его стране не удастся убедить Вашингтон выполнить свои обязательства. Генерала Пауэлла его слова не убедили. Благодаря серьезным усилиям Нины Банг Дженсен и ее помощников по Коалиции за международное правосудие, Стефании Фриз и Эдгара Чена, Конгресс США потребовал, чтобы Белград конкретными действиями подтвердил свою готовность сотрудничать с трибуналом. Только после этого США соглашались выделить Югославии финансовую помощь. Решение о «сертификации» — то есть определение Госдепартаментом США того, выполняет ли страна условия, необходимые для получения финансовой помощи, — должно было приниматься 31 марта. Соединенные Штаты потребовали задержания Слободана Милошевича, ареста и передачи хотя бы одного обвиняемого в Гаагу до 31 марта, обеспечения доступа к архивам и принятия закона, регулирующего условия сотрудничества с трибуналом. Всего было выдвинуто одиннадцать условий, ни одно из которых не порадовало Джинджича.

Накануне решения о «сертификации» я отправила Жориса в Вашингтон, чтобы он установил контакты с сотрудниками новой республиканской администрации, а также с членами Конгресса и другими политиками. В Вашингтоне Жорис ясно дал понять, что я, разумеется, ни в коей мере не хочу вмешиваться в процесс принятия решений, который является делом исключительно администрации и Конгресса. Но во время своих встреч с видными чиновниками Госдепартамента, Совета национальной безопасности, министерства обороны, а также Сената и Палаты представителей Жорис подчеркнул ряд очень важных моментов. Он сообщил о внушающих оптимизм сигналах от правительства Югославии, в том числе о передаче трибуналу Стакича и об обещаниях возможного задержания еще одного обвиняемого до принятия закона о сотрудничестве. Кроме того, трибунал получил разрешение открыть свой офис в Белграде.

Но все же нужно было соблюдать осторожность. «Югославия не демонстрирует наличия сознательной и

твердой политики сотрудничества с трибуналом, — снова и снова повторял чиновникам и конгрессменам Жорис. — Складывается впечатление, что каждый шаг сотрудничества следует согласовывать с Белградом, словно мы на базаре». Он объяснял, что сербы обещают сотрудничать с трибуналом в обмен на обещания расследовать преступления албанцев в Косово или возобновить расследование бомбардировок НАТО. «Международное сообщество не должно поддаваться на блеф сербских лидеров», — предостерегал Жорис, иначе Милошевич никогда не предстанет перед судом, Младич будет и дальше получать жалованье от югославской армии, Караджич останется на свободе, а работа трибунала превратится в фарс. «Все позитивные Шаги, если они вообще были, сделаны благодаря выдвинутым США условиям, — говорил Жорис. — Без постоянного давления извне правительство Федеративной Республики Югославия будет и дальше затягивать решение этих вопросов».

«Серьезное препятствие на пути сотрудничества — Коштуница, — продолжал Жорис. — Он отрицательно отнесся к сообщению об аресте Стакича и оказывает негативное влияние на обсуждение закона о сотрудничестве в парламенте… Сотрудничество с трибуналом не должно быть предметом переговоров, а условия такого сотрудничества не могут определяться в зависимости от желания правительства Федеративной Республики Югославия». Жорис напомнил американцам о том, что в июне должна состояться конференция стран-доноров, на которой США и странам Евросоюза предстоит определить объем экономической помощи Югославии: «Если Соединенные Штаты будут придерживаться твердой позиции, то и позиция Евросоюза по этому вопросу укрепится». Он сообщил мне, что чиновники из администрации Буша подтвердили свою готовность способствовать работе трибунала и подчеркнули, что США продолжают настаивать на том, что экономическая помощь ФРЮ (в том числе и та, обсуждение которой предполагается на конференции стран-доноров в июне), будет оказана лишь при условии полного сотрудничества с трибуналом.

Во вторник, 29 марта, я находилась в Македонии. Заканчивалась еще одна четырехдневная поездка по Балканам. Джинджич позвонил на мобильный и сказал, что отправил ко мне с важным сообщением своего советника, Владимира Поповича, которого все называли просто «Беба». Попович прибыл тем же вечером. Мы встретились в отеле «Александер Палас» в Скопье. Сообщение было коротким и действительно очень важным. Всего несколькими неделями раньше Сербия предъявила Милошевичу обвинение в коррупции и злоупотреблении властью. Однако мировой судья уже определил, что собрано достаточно доказательств вины для того, чтобы назначить слушание. «Милошевич не выполнил требований судьи, — сообщил мне Попович. — Он будет арестован… Операция назначена на завтра». Посланец Джинджича улетел в Белград в тот же день. Ни ужина. Ни кофе. Ни сигарет. Никакой muro di gomma.

«Наконец-то», — подумала я.

На следующий день, в четверг, 30 марта, сербские полицейские окружили виллу в Дединье, где жили Милошевич и члены его семьи. Виллу день и ночь охраняли личные телохранители Милошевича. Короткая перестрелка, потом выстрелы стихли. Началась осада. Позже Джинджич рассказывал мне, что Коштуница отлично знал о планируемой операции, но предпочел отправиться на саммит в Женеву. В Женеве Жак Ширак спросил у него, арестован ли Милошевич. Коштуница опроверг эти предположения. Вернувшись в Белград в субботу вечером, он попытался вмешаться, но потом согласился на арест Милошевича в обмен на обещания не передавать обвиняемого в Гаагу. Со своей стороны Милошевич выдвинул то же условие. В 4.45 утра 1 апреля 2001 года он переступил порог центральной тюрьмы Белграда в сопровождении солдат сербского спецназа. Джинджичу пришлось согласиться с требованием Милошевича не передавать его в руки Международного трибунала. Но очень скоро он заверил меня, что это соглашение, которое помогло положить конец осаде виллы, не будет иметь никакого значения. Обман продолжался. Милошевич оказался в тюремной Камере. Джинджич сдержал обещание арестовать его. Сербия отнеслась к известию об аресте спокойно. Лишь ряд военных демонстрировали свою верность бывшему главе государства. Остальное население вздохнуло с облегчением. Это убедило американцев и европейцев в том, что следующий шаг — передача Милошевича в Гаагу — не дестабилизирует политическую обстановку в стране. Тем не менее, Коштуница и его сторонники обвинили меня в том, что я препятствую «процессу демократизации» в Сербии.

Добиться передачи Милошевича в Гаагу оказалось не проще, чем добиться его ареста. Мы беспокоились о том, что после того, как он окажется за решеткой, международная поддержка работы трибунала ослабеет. США вознаградили Белград за арест Милошевича, но Коштуница и другие сербские политики все еще затягивали решение вопроса о сотрудничестве с трибуналом. Политическая обстановка в Сербии была очень нестабильной. Черногория требовала независимости. В руководстве полиции и армии, а также среди преступного мира Сербии оставалось огромное количество сторонников Милошевича. Было неясно, как долго сербские власти смогут держать Милошевича в заключении, и когда состоится суд. Я опасалась, что этот процесс может затянуться на два года, а у трибунала не было времени на ожидание.