Охота
Шрифт:
— Сейчас посмотрим, — самоуверенно сказала я.
Выяснилось, что нажимать надо на слегка выпуклую часть в конце трубки. Рольф аж зажмурился, когда плеснуло белым лучом в стену напротив. Но и обрадовался! Всё-таки тьма угнетает, а тут — настоящий праздник! Можно неопознанные предметы совать в белый луч и снова пробовать определять, что же попало добычей в наши руки!
Теперь же, разгрузив и мою куртку, и чужую, мы смогли переодеться. Я рассчитывала, что мне в чужой ходить недолго. Но Рольфу не сказала. И вообще поразилась, как мальчишка пусть даже и часу
— О, смотри, что нашёл! — Всё ещё копавшийся в куче вещей, мальчишка протянул мне какой-то мелкий предмет.
— Что это? — Я взяла вещицу и обнаружила, что в руках у меня зеркальце.
Лучше бы не смотрела. Жуть жуткая. Нет, я понимаю, конечно, что смотреть в темноте на себя — дело гиблое во всех отношениях. Но… Кирилл в коридоре уже разглядел меня в таком виде. Поэтому постоянно говорил со мной жалостливым тоном? Или я сейчас всё это придумываю?
Округлые тёмные, почти чёрные тени под запавшими глазами. Синяки, которые созрели по-настоящему только сейчас, а при моей коже это означает только одно — вспухли. Губы тоже надулись — и все в чёрных трещинах. Как бы спрятаться от Кирилла, когда он вернётся? И зачем мальчишка нашёл фонарик?! Попробовать втихаря сломать его, а Рольфу сказать, что питания не хватило?
Но мальчишке при свете спокойней. Да и Кирилл успел увидеть меня. Ладно. Переживу… Мы перетасовали предметы по своей новой собственности — по курткам.
— Рольф, пока Кирилл не пришёл… Ты всегда жил у деда?
— Да. Только мне сейчас кажется, что я его уже и не помню. Ну, нет, конечно. Немного помню. Он был такой тучный, много ел. Сейчас не знаю, какой он. Мы жили в большой квартире. Но поменьше, чем та, в которую приехали с тобой. И мы, как ты, не переезжали. Сколько помню — всегда были на одном месте.
— Ты учился?
— Да. Теперь, наверное, придётся переучиваться заново, — сказал мальчишка и вздохнул. — На Сэфа мы не учились. Я многое забыл.
— Ничего. Наймём тебе частных учителей… — начала было я, но Рольф перебил.
— Ингрид, а вы возьмёте меня с собой жить?
— То есть?
— Я бы хотел с вами, — откровенно признался мальчишка. — Дед всё время ворчит, и с ним неинтересно.
— Конечно, возьмём, — уверенно сказала я, хотя уверенности как таковой теперь не испытывала. Одного взгляда в зеркальце оказалось достаточно, чтобы растеряться.
Долго беспокоиться по поводу плачевного внешнего вида не дал Кирилл.
Он появился внезапно.
— Это я, — предупредил он, выходя на наш хилый свет и образуя за собой уродливые длинные тени на потолке. Улыбнулся радостному Рольфа: «Кирилл!» — Принёс кое-что поесть, как и обещал. Ого, вы тут и свет раздобыли! Неплохо!
— Мы люди пещерные, —
Он только хмыкнул на мою не слишком удачную попытку пошутить и сел так, чтобы братишка оказался между нами. Оживившийся Рольф почти ткнулся ему в руки посмотреть, что именно он принёс. При виде пластиковой коробки чуть не отшатнулся.
— Ты чего? — удивился Кирилл.
— В катере нас отравили едой из такой коробки, — объяснила я и, сжав ладонь мальчишки, встряхнула её. — Не трусь. Кирилл нас точно не отравит.
— Не понял. Вам дали плохую еду?
— Нет. Нам подсыпали в неё снотворное.
— Вполне в стиле Хантеров, — пробормотал Кирилл. — Рольф, это ты можешь есть безо всяких опасений. Я отнял коробку у одной личности, которая только-только начала поедать её содержимое с превеликим удовольствием — даже на фоне орущей сирены. Так что подопытный кролик дал положительные показания на качество кушанья.
— Коробка одна? — смешливо спросила я. И тут же предупредила: — Я есть не буду!
— Это ещё почему? — возмутился Рольф.
— Да, мне тоже хотелось бы знать, в чём дело! — сказал и Кирилл.
— У меня выдалась потрясающая возможность похудеть настолько, насколько мне хочется! Так что пользуюсь возможностью быть щедрой и отдаю вам, голодные бедняжки мои, свою благотворительную порцию!
— И думаешь, мне в горло кусок полезет, когда я буду знать, что ты сидишь рядом и не ешь? — укоризненно спросил Кирилл, а младший брат его поддержал.
— Ничего. Давнёшься немного, но поешь. Нечего тут у меня! Распустились — есть они не хотят при девушке, которая следит за своим весом!
— Ну, ладно. Ингрид, а твоему весу не повредит ма-ахонькая бутылочка какого-то сладкого напитка?
— Это — нет. Пить очень хочется. Давай. — И я решительно забрала у него длинную бутылочку, главное — с узким горлышком. Не признаваться же напрямую, что я просто не могу есть: плохо зажившая кожа губ лопается мгновенно. Мазь, наложенная врачом, то ли впиталась, то ли я её съела, пока разговаривали. Говорить-то могу — почти цедить сквозь зубы. И даже помады нет — смягчить кожу! А обливаться кровью при моих мужчинах… Нонсенс! Ещё не хватало, чтобы меня жалели!
15
— Сколько нам придётся сидеть?
— Сирена замолчит — знак, что здание начинают брать. Как всё утихнет — выходим.
Я со вздохом поднялась, одёргивая на себе чужую куртку, которая так давила на плечи, что хотелось сбросить её немедленно. Обернулась посмотреть на Кирилла, сидящего на земле в обнимку с младшим братом, который засыпал, даже не стараясь бороться со сном. Пусть спит — время есть. Самой бы тоже не помешало: и устала, и почти не спала… Обернулась и — улыбнулась в ответ от неожиданности: Кирилл улыбался мне… И сразу стало так тепло — без всякой куртки. Ещё подумалось: сбросить, что ли? Слишком уж с каждой секундой она начинает давить на меня…