Охотница за нечистью. Часть 2
Шрифт:
— Это мы ещё до границы не добрались, — заметила Лера. — Я слышала, что попасть в лес ещё сложней, чем в Королевский Двор. Он скрыт щитом.
— Это правда. Загадочный лес - это огромный портал в другое измерение, если мы попадем туда, то это означает, что полдела мы уже проделали, — Воланд повернулся к остальным и стал изучать их.
Сам он был не самым лучшим ведьмаком, но кое-что всё же умел. А вот остальные? Он практически был уверен, что не вернется обратно к сестре и матери с такой компанией.
— Выдвигаемся? — спросил Марк, отбирая у Мирославы сложенные сумки.
— Прежде чем мы отправимся, хочу вас предупредить, — заговорил Воланд,
— Не думаю, что кто-то из нас ещё способен пугаться, — проговорил Артем, скептически осматривая ведьмака. Как и Воланд, неверующий в охотников и их силу, так и Радов не излучал доверие к рыжему.
— Говори за себя, — пробурчала Тина.
Она стояла возле Маши и помогла ей выбирать настои, которые точно им пригодятся. Слишком много вещей с собой брать нельзя, поэтому надо выбрать всё самое главное.
— Будь уверена, для кого-то из нас это точно путь в один конец, — прошептала Маша, наклоняясь к Кристине.
***
Длинные бледные пальцы обвивали прутья клетки, сдавливая заколдованные палки и пытаясь их переломить. Только как древесина начинала поддаваться напору, то всё его тело пробивал электрический удар, поникая под кожу и ошпаривая внутренности. Разочарованно оттолкнувшись ногами от прутьев, он сполз книзу и попытался вытянуться. Размера его «тюремной камеры» едва ли хватало для того, чтобы согнуться напополам, а долговязому Дмитрию тем более не было места для пространства и растяжек, поэтому когда он засыпал ему приходилось опираться ногами об прутья от чего у него жутко болели икры.
Вздохнув, Дима поднял глаза кверху и зарычал. Боги точно его прокляли, а звезды забили на него со своего небесного трона.
Странно, но за две недели, что он пробыл в Эльфийской чащи, его посещала только Леди Мэрит, и то, как понял Ивашков, она делала это на страх и риск самой себе. Зачем же тогда его держат? Если надеяться на то, что его титул принесет им какую-то выгоду - то зря надеются. Александр Радов, скорей сам пришьет брата Кристины Ивашковой, чем будет освобождать или производить обмен с Эивиндром.
После Восстания на Летнем балу его сестра пришла к нему и стала сбивчиво тараторить о том, что ей и Мирославе Вьюжиной надо покинуть Францию, оставаться возле Радова слишком опасно. И он, Дмитрий, был готов поддержать сестру и уехать с ней, но она... запретила. Да, запретила! Точно также как и он запрещал ей покидать пределы Лондона, она запретила ехать за ней. Тина звонила ему каждый месяц, иногда даже чаще, и сообщала о том, что с ней всё в порядке.
Ивашков любил свою сестру. У них никогда не было таких отношений, как у Вьюжиных или Князевых, не было той шутливой формы, которые присутствуют между братом и сестрой. И если всё же случались моменты, когда они веселились или подтрунивали друг над другом, то обоим или кому-то одному почти всегда было неловко. Просто Дмитрий привык оберегать свою сестренку, а она привыкла быть оберегаемой. Они доверяли друг другу, но не настолько, чтобы хвататься один за другого в периоды отчаяния, они знали, что есть поддержка со стороны брата или сестры, но не спешили ею пользоватьс. От того оба считали себя до печали и грусти одинокими в этом мире. Кристина из-за отдаленности от мира, в котором должна была расти и непонимании в той среди, в которой выросла, а Дмитрий в нависшей над ним, молодым парнем, ответственности за старшую сестру. Конечно, было бы проще
Дмитрию всегда казалось, что отец любил Тину больше, ведь он, Дима, был виноват в смерти Марины, своей мамы и любящей жены. Когда Диме было пятнадцать, он приехал к сестре в пансионат и сказал то, что угнетало его на протяжении уже многих лет:
— Мы ведь квиты, — со злобой промолвил парнишка, стискивая кулаки. В тот момент ему казалось, что сестра самый главный враг, разрушивший его жизнь. Ведь смысл его бытия составлял в том, чтобы заботиться и защищать её.
— Ты о чём? — изумилась на год старшая девочка, совершенно точно не понимающая резкие нападки брата.
— Я убил нашу мать, а ты, возможно, косвенно убила нашего отца, — он со слезами на глазах произнес эти слова и сразу же ужаснулся произнесенному. Пророчество, данное Ибсен его сестре в котором говорилось, что Владимир Ивашков погибнет за старания спрятать свою дочь было для него самым убийственым напоминанием о той жизни, которой его наградила сестра.
В чём были его проблемы он так и не понял, может, послужил переходной возраст, а может, ему просто требовалось выплеснуть все те негативные эмоции, копившиеся внутри у юного парня.
— Не бери в голову, — прошептал Дмитрий, понявший, что сказал лишнего.
Правда вот глаза сестры тогда он не забудет никогда. Удивление, отразившееся в болотных глазах, потом секундное понимание и... жалость. Она не интересовалась причиной того, что послужило его словам или того почему он сказал, что это она виновата в смерти их отца. Нет, она стала, жалела его. Я убил нашу мать. Рожая, Марина подарила свою жизнь сыну, никто так и не понял причину её смерти, все сошлись на том, что виною был поздно выявленный тромб, но люди шептались, говорили, что малыш Дмитрий Ивашков отобрал все силы у матери и убил её этим. Ерунда, конечно, но что может подумать ребенок, которому всю жизнь внедряли, что он убил свою мать? Рано или поздно начинаешь верить.
И вот тогда Дима стоял и смотрел в глаза сестры, полные жалости и понимания, они были наполнены слезами и обидой. Обидой не на него, а на мир, который посмел так обойтись с её братом. Кристина всегда всех жалела, умела найти нужный совет и только лишь словом вселяла веру в себя. Наверное, это и была истинная сила Истинной Королевой, о которой ему ещё только предстояло узнать...
***
Одолженный минивэн у одного рыболова и хорошего друга семьи Давидсонов, ехал по неровной дороге, ведущей к границе Бакалейного леса, самого большого леса Норвегии. Запотевшие стекла машины со скрипом вытирались дворниками.
Ник, ведущий машину, обеспокоено поглядывал на Воланда. Обернувшись, друид глянул на охотников, поняв, что они его не слушают, тихо спросил у ведьмака:
— Зачем оно тебе надо, Вол? — Ник выехал с трассы и свернул на другую дорожку. — Это самоубийство. Что на это скажет Озус?
Воланд, уткнувшись лбом в прохладное окно, закрыл глаза, уголки его губ поползли кверху, расплываясь в ухмылке, что было несвойственно парню, обычно иронические усмешки обходили его стороной.
— Озус сейчас где-нибудь в другом месте, Николас. Он скрылся ещё до восстания. Предводитель моего народа сбежал, теперь каждый сам за себя, — он протянул друиду сигарету, на которую тот указал, когда Воланд говорил.