Охотница. Книга вторая. Испытание Судьбы

У моего безумия багровый оттенок, почти кровавый. Цвет очень насыщенный, яркий, и, признаться, я даже люблю его где-то в глубине души, ведь нельзя не любить то, с чем ты почти намертво сросся, каждый день привыкая всё сильнее и сильнее. Увязая в этом, как в болоте. Поэтому когда я в очередной раз вижу кровь на своих руках, я боюсь только одного – чтобы она не принадлежала тем, кого я люблю и страшусь потерять.

Каждый чёртов день.

Раньше

я думала, что у моего кошмара багровый взгляд. Но сейчас, глядя в глаза настоящему чудовищу, которое мучало меня на протяжении долгих лет, не давая спокойно жить, я видела их истинный цвет. Красным он не был. Это были глаза человека, которого я знала или считала, что знаю, и теперь наконец-то видела подлинного его, сбросившего ему самому давно опостылевшую маску.

Он смотрел мне прямо в душу, и все те страхи, что жили во мне и росли с годами, в один миг вдруг показались такими бессмысленными и пустыми, что я готова была горько рассмеяться. Я всё время боялась не того монстра, верила собственным глазам, не замечая реального чудовища, и вот теперь пожинаю плоды этой самой слепой уверенности…

Слабость во всём теле почти свела не нет мои шансы выстоять против него, и я собираю себя буквально по крупицам, чтобы найти силы для финального аккорда нашей с ним симфонии безумия. Раны и кровь, струящаяся из них и пропитавшая ещё недавно красивое платье, уже не имеют значения, как и всё остальное. Вечно ничто не длится, и этому ужасу тоже наступает закономерный конец. Я почти чувствую его на кончике языка, почти верю в собственную победу, в глубине души осознавая, какой ценой она мне достанется. Но сожалений нет, так что упасть с высоты будет не так уж больно.

Стальная рука сжимается на моём горле, когда он оказывается непозволительно близко, приподнимает меня над землёй, будто я невесомая, и мне ничего не остаётся, кроме как перебирать ногами в воздухе, пока убийца тащит меня к самому обрыву.

– Станцуем на краю пропасти, Вишенка?
– вкрадчивый голос и лицо, оказавшееся в миллиметрах от моего, но на сей раз я готова к этой близости.

Промозглый ветер треплет волосы, бросая в лицо холодные капли моросящего дождя, и я наслаждаюсь этой свежестью в последний раз.

– Это будет наш последний танец.
– Почти безразличные слова, и мой кинжал, сформировавшийся в ладони, легко входит в плоть едва успевшего удивиться такому повороту чудовища.

Вот и всё. Осталась малость.

Полёт оказался стремителен и короток, но мне чудилось, что прошла целая вечность.

Вниз мы падали вместе, а приземлялась я уже одна. Прямо в ледяные объятия бушующих волн с оттенком цвета крови, которые вскоре сомкнулись над головой.

Из-под покрова темноты,

Из чёрной ямы адских мук

Благодарю богов любых

За

свой непокорённый дух (с).

Слабый луч рассветного солнца скользнул в окно сквозь серебристые низкие тучи, когда я уже не спала. Я стояла и смотрела, как пробуждается сонный город, наслаждаясь видом, который, возможно, в последний раз имею счастье лицезреть, поэтому старалась запечатлеть его в памяти именно таким.

Как раз в это самое мгновение неспящий напротив сосед, заметил меня. Сонная блондинистая морда взъерошенного Князева в одних пижамных штанах показалась в как всегда не зашторенном окне, и оборотень, заметив меня, улыбнулся, сложил указательный и средний пальцы в знаке «победы», а затем, напомнив о том, что у него творится в голове, высунул проколотый язык, демонстрируя всем известное действие. Я же козырнула ему, согнув все пальцы, кроме среднего, и на этом наш обмен любезностями был закончен. Зараза пушистая.

Всё же я была благодарна этой слегка придурочной рыси за подобную поддержку, ведь он тоже знал, куда я сегодня еду, и меньше всего на свете я хотела бы получить в этот момент полную жалости и сочувствия улыбку, не вселяющую никакой уверенности. Поэтому на его дерзкую ухмылочку я ответила точно такой же.

Я почти почувствовала себя готовой.

Постояв ещё какое-то время у окна, я принялась переодеваться в заготовленную со вчерашнего вечера одежду. Ничего сверхъестественного или лишнего – просто всё одновременно тёплое, но при этом, удобное для очень активного времяпровождения в зимнем лесу.

Потом пришла мама и заплела мне волосы в две тугие косы, а заодно принесла перестелить постельное бельё. Чёрное. Это, кстати, объяснялось вполне логично: либо охотник возвращался живой, но настолько израненный и уставший, что вряд ли сразу доползёт до ванной, а потому просто грохнется на постель в том виде, в котором он пришёл с испытания, либо не возвращался вообще. В обоих случаях чёрный цвет – весьма практичное решение, и я только молча подивилась такой интересной традиции. Молча, потому что в голове начали звучать первые ноты "Похоронного марша"...

– Пойдём завтракать, - закончив с причёской, произнесла мама, поднимаясь и даря мне взгляд, в котором было всё то, что мне так никто и не сказал.
– Тебе нужно как следует подкрепиться.

– Да, идём.

Я взглянула на ставшую родной комнату в последний раз, на всякий случай, прощаясь с ней, и последовала за хрупкой женщиной, которой тоже когда-то пришлось пройти через всё то, что предстоит пережить и мне в ближайшие дни. Наверное.

Внизу уже ждал собранный рюкзак со всем необходимым, а ещё остальные родственники, кроме старшего брата. Скорее всего, он меня всё же ненавидит за эту ситуацию, раз даже не показался… да что там – я себя ненавидела больше, но понимала, что нужно дать всему время, в том числе и нам обоим. Жаль, конечно, будет, если я не вернусь живой, и мы так и не поговорим, но я пока ничего не могу изменить. И это печально. Я многое могла бы сказать Дему, да и он мне, чувствую, тоже, вот только дома он не появлялся, прозябая на работе или занимаясь охотой, а я понимала, что так он в очередной раз бежит от боли. Это его способ хотя бы на время забыть обо всём, что произошло, ну а мне придётся с этим смириться, как бы на самом деле мне ни было от этого плохо. Но это наша жизнь.