Охотница. Пробуждённая кровь. Книга

Инрем, Северное королевство Мортх’эшт, замок рода ин Виарре, восемнадцать лет назад.

Он находился здесь очень давно, а сколько – уже и не помнил, но отчего-то знал, что не год и даже не десятилетие. Заклинание, наложенное на измождённое и некогда мощное тело, выпило все силы, превращая его в ослабленный сосуд и оставляя лишь возможность осязать, слышать и едва ли видеть сквозь почти слипшиеся тяжёлые веки. О собственной утраченной магии было больно даже думать. Эти твари забрали всё, но гордость, честь и достоинство пополам с ослиным

упрямством всегда шли с ним рука об руку до конца, не позволяя сдаться так легко, и именно поэтому он не смог уйти в Вечность, зная об оставленном где-то народе. Хотелось верить, что все успели войти в портал, а на той стороне их встретил вовсе не враждебный новый мир, пока собственный провожал их с обидой и неприязнью к собственным хозяевам.

Когда-то он был здесь главным, почти приравнённым к богам… Теперь же, его дом, что раньше расстилался ковром из плодородных земель у ног и тёк чистейшими реками, с радостью готовыми напоить любого, отвернулся от него. Когда врата в другой мир сомкнулись, оставляя его один на один с противниками, он положил все силы на то, чтобы проредить вражеский стан, но их было слишком много.

И теперь участь хуже смерти он претерпевает изо дня в день…

Охотники позволили ему вот так существовать, дабы забирать его кровь раз в неделю, и для каких целей всё это происходило, он не ведал, хотя очень бы хотел знать, что задумали эти королевские убийцы. Пытки затянулись, слишком затянулись даже по меркам такого долгожителя, как он, и однажды измученное тело начало иссыхать, призывая сознание погрузиться в сон Вечности, однако до конца уснуть так и не вышло – ему не позволила чужая магия. Вскоре совсем затих и зверь, устав бороться, а после тело вовсе перестало слушаться. Он оставался в сознании, продолжая дышать, будто назло всем, и ненавидел себя за это бессилие, а ещё презирая тех, кто начал войну.

Так сменилось уже несколько поколений охотников, навещающих его, и этим утром – а он ещё ощущал, как рассветы и закаты следовали друг за другом – звук отъезжающей каменной двери вновь оглушил подземелье, и он приготовился к очередной порции презрения, ненависти и боли, которой сопровождались все визиты его мучителей. Помниться, в прошлый свой приход они грозились залить ему глаза серебром, потому что в его взгляде слишком много неуважения, и теперь он просто ждал исполнения столь пылкого обещания.

Вот только это были не они.

Она не вошла – впорхнула внутрь, словно маленькая птичка с белоснежным оперением, занесённая непогодой в это пропахшее смертью место, заставляя его встрепенуться, как старый хищник, и следить за каждым её движением. Он давно наблюдал за этой девушкой, которая частенько забегала сюда. Да что там… Она почти выросла на его глазах, и только её приход словно бы возвращал его к жизни. Хрупкое юное создание лет пятнадцати не искало ничего, не унижало его – запертого за железными решётками и скованного по рукам и ногам заговорёнными цепями. Она садилась в уголке на пыльные мешки и что-то увлечённо рисовала, отрешившись от всего мира, или изредка подкармливала забегающую сюда кошку, но лишь в эти моменты он ощущал небывалый прилив сил – будто его сердце билось только ради её коротких появлений. Неужели он наконец-то, хвала Антаррэль, потерял рассудок, раз подобные мысли посещают голову? Даже его веки решили перестать закрываться…

Однако сегодня в её руках он не заметил листа бумаги или даже карандаша, и это открытие ему отчего-то очень не понравилось. Охотница сжимала в ладони толстую верёвку, умело скрученную в петлю, и решимость в её взгляде не оставляла сомнений в дальнейших намерениях малышки. И почему она выбрала такой странный и мучительный способ свести счёты с жизнью, когда есть более щадящие?

Пока он наблюдал, девчонка, примерившись к крюку в потолке, ловко закинула верёвку, и та повисла,

маятником раскачиваясь туда-сюда, а сама охотница с мрачным удовлетворением кивнула. Глядя на всё это представление он не удержался – хрипло рассмеялся, и этот звук, разнёсшийся по подземелью, вовсе не испугал хрупкую светловолосую энитири-ши. Он её разозлил. Медленно и угрожающе она обернулась в сторону пленника, впечатлённого этой невозмутимостью, и хоть ей было плевать на зрителей, смех неожиданно резанул по гордости, почти её брубая.

– Что смешного?
– процедила она сквозь сжатые зубки. Казалось, её единственную раздражало преимущество мужчин вокруг, а тут ещё и этот полудохлый упырь смеет над ней насмехаться! Ну ничего, недолго ей ещё мучиться…

Пленник же с трудом мог говорить, но откуда-то взялись силы ответить.

– Прости, ребёнок, но ты как-то странно убиться пытаешься.

Какое невиданное хамство! Убиться? Да что б он ещё понимал, дряхлое ископаемое!

– И это мне говорит тот, кто даже умереть не может. Что за жалкий Повелитель! Неудивительно, что тебя оставили здесь твои вампиры…

Её хлёсткие, как удары плети слова даже не разозлили его – наоборот, появился какой-то небывалый азарт. Вот только он не понимал, как она может видеть его, если в девочках их вида магия отсутствует, а на его клетку наложена мощнейшая иллюзия?

– А разве ваши кинжалы не смертельны для вас? Почему бы просто не использовать его?
– поинтересовался мужчина, невольно вдыхая едва ощутимый, цветочно-сладкий аромат её тела. Он не помнил точное название цветов, но они росли на самой отдалённой территории его замка, и подобраться к ним было чрезвычайно трудно из-за расплодившихся в тех местах пчёл-убийц, влекомых сладким нектаром. Запах даже одного цветка был дурманящим, и многие хотели разжиться хотя бы единственным экземпляром для своих дам, однако никто не мог их заполучить без риска оказаться в смертельной ловушке. И этот сереброволосый ребёнок невольно напомнил ему опасное, но столь привлекательное растение.

– К сожалению, - язвительно отозвалась прелесть, - я ещё не доросла до получения собственного оружия, пройдя персональное испытание. Так что вынуждена использовать более доступные средства. А теперь прошу меня простить, - с лёгким, чуть издевательским, но таким изящным поклоном произнесла она, - у меня назначена встреча с Чёрным Жнецом, и он не любит опозданий.

– И что же такого могло случиться у хладнокровной охотницы, что она решила вот так сдаться?
– допытывался Повелитель, даже постарался принять расслабленный, нагловатый вид – жаль цепи мешали.

Непривычно серьёзный для столь юной особы взгляд тёмно-зелёных глаз поразил мужчину в самое, почти окаменевшее с веками сердце, но ответ ему отчего-то весьма хотелось услышать.

– А тебе бы понравилось, если бы тебя заставили спать с собственной сестрой на глазах у всего двора, а потом демонстрировать им же доказательство потерянной невинности? Не думаю, что вампиры настолько извращены, как о них говорят.

Ему нечего было ответить. Разумеется, он уже давно был наслышан о некоторых диких порядках среди этих охотников, однако кровосмешение – как-то совсем немного… чересчур.

– Твоя правда. Но даже если так, твоя смерть ничего не решит, - уже без всяких насмешек произнёс мужчина. Ей он казался даже симпатичным, особенно в сравнении с почти похожими друг на друга, как капли воды, светловолосыми охотниками. Отмыть бы его, обрезать длиннющие космы свалявшихся волос, да откормить – глаз было бы не отвести… Да боги милостивые, должно быть, перед смертью у всех случается помутнение, иначе она не могла о таком всерьёз подумать! Он же отвратителен, ужасен, всё ещё силён, и эта сила ощущается в затхлом воздухе подземелья, несмотря на его состояние полутрупа… Да он просто жалкий кровосос, в конце концов!