Охотница. Игра на жизнь. Книга четвёртая

– Пожалуй, ты моё самое лучшее творение, - признал вампир, глядя на огромный пульсирующий кокон, висящий под потолком тёмной пещеры – плотная оболочка вот-вот прорвётся, и тогда станет ясно, получилось ли у него задуманное или можно уже и себя хоронить.

Прошло несколько месяцев после того, как Роланд вытащил Громова, обгоревшего, как головёшка, из поместья, где феникс попытался свершить свою месть, сжигая дотла дом Залесских, и ни у кого не осталось сомнений, что Ник мог бы выжить. Однако так же никто не мог

даже предположить, что сейчас происходит с его телом в этой жуткой живой капсуле с выступающими тёмно-алыми прожилками вен, вздувающимися в такт вампирскому сердцу.

С каждым новым ударом пульс учащался, разгоняя кровь по застывшему в неудобной позе телу, начавшему сперва слабо шевелиться, а затем дёргаться всё сильнее, точно пытаясь самостоятельно выбраться наружу. Чёрный пёс бегал вокруг подозрительной штуковины, где сейчас был заперт его хозяин, и настороженно порыкивал, но не рисковал кидаться – он знал, что вот-вот произойдёт нечто удивительное.

– Погоди, приятель, - усмехнулся вампир, успевший привыкнуть в теневому за это время, и даже подружиться с ним.
– Совсем немного осталось.

Где-то на улице перестал завывать ветер, бушевавший вот уже несколько дней вместе с непрекращающимся дождём и снегом, что в этих местах не являлось необычным. Но природа вдруг замерла в ожидании, звуки внешнего мира больше не доносились до чутких ушей Роланда, который так же застыл, вскоре услышав, наконец, как трескается кокон.

Пару мгновений не происходило ровным счётом ничего, и неестественная тишина, образовавшаяся следом, показалась звенящей, однако тут же пространство пещеры заполнился звуками тяжёлого дыхания, а затем на каменный пол вывалился и сам Ник – обнажённый, покрытый розоватой слизью и полностью растерянный.

– Какого демона...? Где я?
– только и мог вымолвить вампир, не в силах осознать действительность. После месяцев, проведённых в этом заточении, к мужчине с трудом возвращалась память и чувство ориентации. Всё то время он ощущал себя словно в вязком киселе, полностью потеряв себя, даже не осознавая, что именно происходит за пределами этой боли, и единственным якорем, удерживающим от смерти, по-прежнему была она…

– С возвращением в мир живых, - поприветствовал его Роланд, накидывая на плечи покрывало и присаживаясь напротив с протянутым бокалом свежей крови.
– Я уже начал думать, что всё без толку.

Приняв ёмкость подрагивающей рукой, вампир осушил всё до капли, и мрачный взгляд, которым он обвёл временное пристанище, отчего-то напряг мужчину. Раньше он не замечал за Ником такого, не чувствовал в нём этой первозданной тьмы, готовой вот-вот поглотить всё вокруг, однако, рассматривая его сейчас, чувствуя эманации его природной магии, понял, что с прежним Громовым покончено.

Ник же, придя к чуть более осознанному состоянию, признал, что чувствует себя как-то иначе. Он уже умирал пару раз, и всё проходило вполне естественно, но теперь даже тело ощущалось несколько иначе – казалось, зверь уже не сидел внутри, а вполне свободно прикрывал его спину, и в любую минуту бросится на притаившегося рядом врага.

Теперь-то ему были ясны, как день слова погибшего Оракула.

«Ты должен умереть, чтобы

её спасти…»

Громов тут же вспомнил, как они его хоронили, а потом болезненными вспышками стали приходить и остальные воспоминания, раз за разом причиняя неимоверные страдания. Пожар в поместье, нападение, неистовая, адская боль о чужого пламени и…

– Рина… - просипел он, а потом поднял воспалённый, абсолютно алый взгляд на вампира.
– Что с ней? Почему я её совсем не чувствую?

И то, как Роланд сперва отвёл глаза, мягко говоря, не понравилось зверю.

– Мы не справились, - сказал он.
– Я не справился.

– Ты должен был о ней позаботиться!
– взревел Ник, мигом оказываясь рядом с мужчиной и хватая его за горло, но тот почти смиренно стерпел, позволяя чужому горю и ярости выплеснуться на волю. Сейчас его душил не просто Высший – это был самый настоящий Тёмный Высший из старинных легенд, рассказываемых шёпотом у костра, ведь пламя, кругом вспыхнувшее вокруг них, имело почти чёрный цвет. Алого в этом липком, беспросветном мраке почти не виднелось, и даже в его глазах больше не отражались стихии – кромешная чёрно-багровая бездна взирала на вампира, уже давно забывшего, что значит страх. Но ему пришлось вспомнить забытое чувство, стоило увидеть это перевоплощение, признавая, что не только фениксы сходят с ума, теряя свою пару…

– Я виноват.

Громов буквально отшвырнул его от себя, и если бы Роланд являлся человеком, вряд ли выжил бы от такого удара о стену. Даже пёс боялся подходить к такому хозяину, держась от него на расстоянии, но Нику уже ни до чего не было дела – его волновала только его маленькая охотница, сейчас наверняка испытывающая гораздо более глубокие страдания, чем она сам. Как он мог просто взять и сдохнуть, пока её похищали эти твари?!

«Слабак… Ты должен лапы в кровь содрать, но вернуть её!»

Сперва он даже не понял, кто издаёт эти жуткие звуки, и только взглянув на съёжившегося от ужаса вампира, всё понял.

Это был он сам.

Боги не играют в шахматы.

У них есть своя, только им известная игра-стратегия, где они могут любую, даже самую незначительную фигуру превратить в главную, а ключевых персонажей разжаловать в ничтожных, слабых и беспомощных.

Мне кажется, меня разжаловали.

Теперь я хуже пешки – просто марионетка в руках опытного кукловода, наконец-то заполучившего меня, и теперь нити, за которые дёргают моё тело, пропитанное ядом, послушно его воле. Как же обидно…

Сегодня мне опять снится Ник, и я знаю, что это очередной сон. Мы вновь, как и всё время до этого, гуляем с ним по живописным местам, и мой вампир показывает мне все красоты тех уголков различных миров, о которых я даже не подозревала. Сегодня мы были где-то в Японии, и бамбуковый лес, окружающий со всех сторон, звенел от ветра, поющего в редких кронах, а я вслушивалась в этот волшебный звук, как и в шёпот шелестящей листвы, хотя ничего не могла разобрать. Магия больше не была подвластна мне даже во сне.