Охотница. Игра на жизнь. Книга четвёртая
Шрифт:
– И как мы его отыщем в этой тюрьме?
– поинтересовался Лекс.
– Это уже заботы взрослых, - осадил его Громов, и глаза парня на секунду потемнели, но он ничего не сказал, предпочитая промолчать.
– Я вообще-то заходил поговорить насчёт своих снов.
Роланд на секунду задумался, а потом ответил:
– Ты мог связываться с ней, только потому, что всё это время был скорее мёртв, чем жив. Я не знаю ни одного Высшего, кто мог бы так спокойно гулять в мире снов и призывать туда других.
Судя по выражению его лица, вампир был несколько озадачен этим феноменом, да и сам Ник пытался себя вспомнить в те моменты.
– Возможно, она даже не верит,
– Погодите-ка, но если Ди не может отыскать никто живой… - дошло вдруг до Лекса.
– Её сможет отыскать только тот, кто не жив.
И появившийся в помещении Гром, очень пожалел, что вообще сюда сунулся, ведь чуть безумный взгляд юного некромага был направлен точно на него, как и два других.
* * *
Моё новое утро отличается от предыдущих небывалым разнообразием.
Я не спала всю ночь, первую половину которой пыталась избавиться от той дряни, что заставляла мою кровь кипеть, а после опасалась, как бы Орловский не вернулся за добавкой. Логично, что когда Элайна приходит с несколькими девушками, дабы подготовить меня ко встрече с дедом, я пребываю в невесомом состоянии, не сразу начиная ощущать манипуляции, проводимые с моим телом.
Меня отмывают, словно до этого я не знала, что такое мочалка, и моё новое знакомство с ней происходит очень болезненно, однако чувствовать боль – лучше, чем увязать в ощущении безысходности и жажды смерти, поэтому я терплю. Позволяю им вымыть мои волосы, втереть в кожу какие-то вонючие масла, раздражающие обоняние, а затем меня облачают в чистую одежду – удобные узкие штаны, рубашка и чёртов корсет, из-за которого становится трудно дышать, но зато он расшит мелкими рубинами. А поверх всего этого мне полагается красный балахон, как у всех охотниц, подбитый мехом – за окном всё-таки мороз.
Я почти чувствую себя человеком, но когда Элайна вновь застёгивает на мне ошейник, беря в руки цепи, мне кажется, что я падаю в бездну, и этот полёт будет вечным.
– Мера безопасности, - извиняется она взглядом.
– Сама понимаешь.
– Веди уже.
И я в сопровождении эскорта в виде двух молчаливых охотниц и наставницы вскоре покидаю, наконец, опостылевшую комнату. По пути я стараюсь запомнить всё, что вижу, мысленно соотнося с той схемой, что оставила нам Иллиана, и понимаю, что она описала всё вполне точно. Мне нужно только запомнить, какие коридоры соответствуют тому плану, и куда мы сворачиваем, что немного трудно…
Нам, вернее, Элайне кланяются все встреченные девушки и девочки, прячущие своё любопытство, но я чувствую его всей кожей. Кому-то из них и правда интересно на меня посмотреть, кому-то всё равно, а кто-то откровенно меня ненавидит, потому и смотрит с презрением и превосходством. Пускай. Зато я могу буквально попробовать на вкус их мысли, а это едва ли не лучшее ощущение за последние месяцы.
Вскоре мы выходим на улицу, и морозный воздух ударяет в лёгкие непривычной свежестью. Я стараюсь надышаться за всё время, которое провела в заточении, но при этом не позволяю себе потеряться в этой почти эйфории, пьянящей и разум, и тело – просто иду вперёд, мельком продолжая смотреть по сторонам. От питомника и до обители самого Дерека ин Виарре приличное расстояние – белая громада замка виднеется впереди, еле заметная среди искрящегося на солнце снега, но её очертания становятся всё отчётливее по мере нашего приближения. Мне известно, что вокруг стоит мощный магический барьер, и пусть сейчас я не могу его видеть, прекрасно его чувствую, а ещё я знаю, что эти два здания
Когда мы преодолеваем этот путь, минуя замёрзшие сейчас фонтаны, я говорю самой себе спасибо за то, что не забывала делать какие-никакие упражнения – сейчас каждая мышца напоминает о заточении, но это вполне терпимо. При виде нас два мощных охотника у входа вежливо склоняют голову, делая странный жест, ударяя кулаком по плечу другой руки, пока та приставлена к груди, и перед нами распахиваются тяжёлые двери, ведущие в огромный зал.
Самый ненавистный монстр стоит спиной к нам, глядя в окно и какое-то время не поворачивается, явно испытывая моё терпение. У него тут и трон имеется – весь в рубинах, как символ семьи, но на этом королевском креслице имеются детали, заставляющие сердце тревожно заколотиться, а моё чудище внутри немного встряхнуться от вынужденного сна, чтобы заскулить и заскрести когтями… Я видела кости. Кости и черепа, залитые, кажется, тем самым, чистейшим серебром, из которого выковывают кинжалы охотников, и я подспудно догадываюсь, чьи это могут быть останки.
– Налюбовалась?
– раздаётся сбоку, и я встречаюсь взглядами с этим изувером. Лицо со шрамами, почти лишённое морщин, искажается, когда охотник дарит мне ухмылку.
– Именно так из века в век мы поступаем со своими врагами, каждый раз добавляя новые.
– В чём радость сидеть на чужих костях? Не страшно, что они однажды могут укусить?
– не сдерживаюсь я, но старик неожиданно изображает нечто, похожее на смех. Мне всё равно, разозлю я его или нет, но Элайна предупреждающе показывает мне кулак, пока он не видит, напоминая мне поумерить пыл.
– Страх убивает, девочка, - снисходительно поясняет мне.
– Ты должна помнить об этом, как никто иной.
Я помню, но вслух не отвечаю. Если бы я боялась этого охотника, он бы вряд ли вообще разговаривал со мной сейчас, да и наверняка уже успел узнать, из какого теста я слеплена.
– Так ты по делу позвал или просто повидаться?
– интересуюсь почти со скукой.
– А то у меня столько планов… Подумать о смысле жизни, прочувствовать своё положение. Ну, знаешь, проникнуться семейной атмосферой, так сказать.
Он долго и оценивающе смотрит на меня, и я никак не могу разгадать, что прячется в его глазах – мне даже начинает казаться, что я совсем ничего не знаю об этом властном тиране, чьи руки уже давно замараны кровью. Если подумать, я даже не представляю, сколько ему сотен лет, и как вообще охотники доживают до такого возраста, но у меня совершенно нет уверенности, что я вряд ли проживу столько же.
– Через месяц сюда съедутся представители всех семейств охотников, - говорит он, спустя пару мгновений, вновь отворачиваясь к окну и закладывая руки за спину.
– Я объявил, что хочу породниться с сильнейшими, и отдам руку своей внучки тому, кто докажет свою силу.
Что-то мне подсказывает, такое мероприятие – само по себе редкость, ведь разные семьи объединяются только в случае войны.
– И почему ты мне об этом рассказываешь?
– Потому что мне нужно, чтобы ты ничего не испортила и не выкинула какой-нибудь трюк, - признаётся мужчина, немало меня удивляя. Что ты задумал, старый интриган?
– А если всё-таки выкину?
– вздёргиваю бровь, и охотница вновь предостерегающе гримасничает за спиной своего отца.
После моего вопроса он в очередной раз напоминает, за что я мечтаю его убить, и с хладнокровным спокойствием заявляет: