Охотница

Кэррол Сьюзен

Мег обычно утыкала свой нос в книгу или приставала к Кэт с просьбами рассказать на ночь еще какие-нибудь ирландские сказания. Девочка часами могла сидеть неподвижно, но сегодня Мег была сама не своя.

За ужином она ерзала на месте, возя по тарелке еду, к которой даже не притронулась.

Обычно Мартин своими шутками умел вывести дочь из мрачного состояния духа, но и ему в этот вечер что-то мешало сосредоточиться на своих домашних. Кэт часто наблюдала подобное в Мартине, когда тот готовился исчезнуть по какому-то своему таинственному

ночному делу.

На сей раз оправдание для ухода из дома выглядело совсем уж несерьезно. Якобы им с мистером Роксбургом необходимо встретиться, чтобы просмотреть какие-то счета за театр «Короны».

«Именно ночью?» – Кэт ужасно захотелось спросить его. Кое-кто счел бы подобное дело не терпящим отлагательства и рвался бы проверять учетные записи даже ночью, но Кэт сомневалась, что Мартин был из числа таковых.

За столом Кэт разделила свое внимание между изучением Мартина и его дочери. Оба старались отвести глаза, когда ловили на себе взгляд Кэт. Но если Мартину удавалось нацеплять на себя маску безмятежности, Мег была еще слишком мала для этого и только виновато вздрагивала, что одновременно смущало и удивляло Кэт, разжигая в ней интерес.

Что на этот раз могло занимать мисс Маргарет? Принимая во внимание способности девочки и ее знания, вариантов оказывалось бесконечное множество. Дела Мартина, была вынуждена напомнить себе Кэт, ее вовсе не касались. Другое дело Мег.

Но когда они вернулись в спальню, Кэт воздержалась от страстного желания пытать девочку расспросами. За последние несколько недель между нею и Мег проклюнулся нежный росток дружеских отношений, но росток этот был еще очень хрупким. Кэт не хотелось растоптать нежный стебелек, выуживая признание из Мег.

Как бы ни было ей тяжело терпеть, она нарочито спокойно занималась своим делом. Притворяясь, будто поглощена стрелами, Кэт краем глаза наблюдала, как Мег расхаживает по комнате.

Девочка остановилась перед зеркалом, висевшим над тазом для умывания. Обычно Мег избегала разглядывать свое собственное отражение, словно боялась, что обнаружит в зеркале какой-нибудь большой изъян. Но в этот вечер она наклонилась поближе к зеркалу и сосредоточенно изучала себя.

Она широко раскрывала глаза и вытягивала шею, наклоняла голову то в одну, то в другую сторону, затем исследовала свой профиль. На ее лице поочередно отражались все чувства, от надежды до отчаяния. Натянув ткань ночной рубашки потуже, она посмотрела на свою грудь и испустила глубокий вздох.

По губам Кэт пробежала улыбка, происходящее отчасти позабавило ее, отчасти успокоило. По крайней мере, теперь она имела некоторое представление о том, что так волновало Мег. На этот раз девочка не боролась с жуткими воспоминаниями о матери или тайной своего предназначения, и все оказалось не столь тревожно.

Как часто девчонкой Кэт проделывала то же самое перед своим отражением, изучая плоскую грудь и отчаиваясь, что больше похожа на изголодавшегося мальчишку. Конечно, она была на несколько лет старше,

чем Мег, когда изводила себя подобными мыслями, но Мег ведь и во всем остальном обгоняла сверстников.

Когда Мег поймала взгляд Кэт, наблюдающей за ней, та поспешно вернулась к работе. Девочка робко, бочком приблизилась к ней. Она встала перед Кэт, спрятав руки в складках своего ночного наряда.

– Кэт, могу я у вас кое-что спросить?

– Все, что пожелаешь, милая.

– Сколько вам было лет, когда… она у вас выросла?

– Выросла?

– …грудь. – Мег внимательно разглядывала свои босые ноги, ее щеки заполыхали.

– Я не слишком четко помню. – Кэт снова спрятала улыбку. – Четырнадцать, наверное.

– Четырнадцать! – воскликнула Мег. – Так поздно?

– Я с ума сходила от этого… Да, именно так и было, – бесстрастно продолжала Кэт. – Я помню, думала, что навсегда обречена оставаться такой же плоской, как щит, а потом однажды летом мои груди буквально прорвались наружу, словно арбузы, созревшие на плети.

– Правда? – обнадеженная Мег украдкой заглянула за вырез ночной рубашки.

– Не спеши с этим, моя крошка. Выросшая грудь может оказаться сомнительным благом.

– Как это?

Кэт пригладила кончик пера и приладила его к стреле.

– Ну, мои новые выпуклости, конечно, вызывали восхищение у парней. Но моя новая грудь мешала мне, я стала хуже стрелять из лука. Я превратилась в самого нескладного стрелка, пока не привыкла к своему новому телу.

– Мне неинтересно стрелять из лука.

– А как насчет восхищения какого-то парня? – поддразнила Кэт.

– Не говорите глупостей, – возмутилась Мег. Но ее щеки запылали сильнее, подтверждая подозрения Кэт, что девочка, скорее всего, пребывает в муках своей первой страстной влюбленности, и Кэт ясно представляла в кого именно.

Но она промолчала, и Мег принесла другой табурет, чтобы сесть рядом с ней. Девочка подняла одно из отвергнутых павлиньих перьев и стала играть с ним.

– Ну а как твой урок музыки? – рискнула начать издалека Кэт.

– Неужели скажете, что не слышали?

– Гм-м, нет, я почти все время провела в саду.

– И, разумеется, зажимали уши руками. С большим трудом, но я все же доконала лютню.

Кэт хмыкнула. Всегда слишком серьезная малютка, Мег все же порой проявляла чувство юмора.

– Если уроки музыки делают тебя настолько несчастной, я попробую поговорить с твоим отцом об этом, – коварно предложила Кэт. – Я уверена, он слишком любит тебя…

– Нет. Нет! – испуганно закричала Мег. – Я… мне очень нравятся мои уроки.

– Или, по крайней мере, тебе нравится твой учитель музыки.

– Но это же смешно, – резко фыркнула Мег, пропуская перо павлина между пальцами. – Но ведь правда мистер Найсмит очень красив?

– На мой вкус слишком смазливый. – Но, когда Мег посмотрела на нее с негодованием, Кэт поспешила добавить: – Но, думаю, я слишком стара, чтобы оценить обаяние столь молодого юноши.