Охотничье братство
Шрифт:
Первая банка близко, идешь к ней — вода по колено, а на самой банке и того меньше. До второй придется идти уже по пояс, к третьей — по грудь. Чтобы попасть на четвертую банку, в низкую воду надо идти долго, с упором, по горло, а в высокую придется плыть. Зато на ней, на четвертой банке, так хорошо стоять на мягком ребристом песке посреди моря и боком, плечом принимать веселую тяжесть шипучих гребней.
Между банок торчат из воды камни, все известные: Плескун, Пять Братьев, Рваный, Плешка, Малые и Большие Лоцманские, — много их. Летом, в тихую погоду, хорошо доплыть до камня, зацепиться пальцами, подтянуться, выбраться на теплую верхушку и лечь отдохнуть. Если свесить над водой голову и прикрыть лицо руками, — увидишь водяной мир. В тени камней, лениво шевеля плавниками, стоят окуни. На дне лежат пескари, очень крупные. Или это так кажется. Их, неподвижных, почти не видно — так, что-то вроде серых палочек, но как
Так долго лежал в скрадке, — чуть не уснул. Слышу — откуда-то из-за спины у меня мчится тройка чирков, делает малый круг, плюхается на открытую воду и быстро плывет в бухту. Плывут, то скрываясь в островках камыша, то появляясь на чистом. Все ближе и ближе, только страшно медленно, — кормятся, отряхиваются, оглядываются. Стрелять рано, наметил лепешку всплывшей тины — около нее будут на выстреле. Бьет лихорадка! Еще подвинулись — может быть, пора? Выплывут из того камыша — и… взлетели! Точно ими из рогатки выстрелили вверх. Что за черт? Не шевелился же, моргать боялся. Позади хлюпанье шагов по грязи. В шалаш вползает Витька Бианки — и сразу:
— Лешка! Извини, бога ради! Не видел, что у тебя утки! Вот незадача! Пожалуйста, прости.
Какое тут прощенье? Разве я мог в чем-нибудь упрекнуть своего кумира? И не только моего, а всех лебяженских мальчишек поголовно.
Для меня самое важное, что Виталий был среди взрослых охотников. Тайно, шепотом, из уст в уста мы, мальчишки, рассказывали, что Витька на днях с одним риголовским уложили ночью в герцогском лесу лося у самого дома лесника Шеля и благополучно вывезли из леса. Много было и других секретных и несекретных рассказов про него. Факт оставался фактом, что даже в футбольный сезон Виталий азартно охотился. Помню начальные строки частушки, что пели у Бианок: «И за парой диких уток пропадает двое суток…»
И вот мы с ним в шалаше лежим вместе и караулим этих самых уток. Ждем вечернего прилета, посматриваем через амбразуры и, конечно, тихонько разговариваем. О чем? Память мне не сохранила, о чем говорили именно в этот раз, но хорошо представляю интересы того времени. Вероятно, о чрезвычайном происшествии того лета: о лосе, прыгнувшем через забор прямо на стекла парника и застреленном садовником Лацем. Об Ализоне, замечательной охотничьей собаке Гриши Рахманина, предмете всеобщей зависти. Нескладный, кривоногий, как такса, пойнтер был на удивление умен и послушен. Гриша приучил его гонять диких коз. Генерал Лайминг свой лес, вклинившийся в герцогский, решил выгодно продать: нарезал его на маленькие участки, провел дороги-улицы, даже названия им дал и предлагал всем желающим. Таких не оказалось, а Гриша приходил туда с ружьем и собакой. Ализон на своих кривых ножках, не торопясь, преследовал коз. Их хорошо было видно на бесчисленных просечках-границах и дорогах, легко подстоять. Конечно, мы говорили про охоту Гриши с умницей Ализоном.
Не помню, дождались ли тогда уток, чем кончилась охота. Стал накрапывать дождь. Мы пошли по домам. Нам, к сожалению, не по пути.
Витька Бианки! Неудержимый правый край нашей дачной команды «Лебедь»! Надо было видеть, как он, высокий красавец, не снимая с головы красной, с черным хвостиком фески, мчится, в два финта обыгрывает кажущегося неуклюжим бека-защитника и хлестко, неотразимо бьет в девятку. Популярность, не только у мальчишек, футболиста Бианки была велика и обоснованна. Он действительно был игрок высочайшего класса. Его петербургским клубом был «Унитас» — это по нашим масштабам вроде «Зенита», но, вероятно, лучше, потому что в те годы Петербург по футболу был самым передовым городом, имея еще такие команды, как «Спорт», «Коломяги», «Нарва», «Тярлевцы». Играл Виталий и в сборных города в матчах с Москвой. В «Унитасе» Бианки играл правого края, в этом же амплуа его ставили в сборную города. Он бил с обеих ног, славился резким рывком и точной прострельной передачей. Великолепно подавал угловые резаным ударом прямо на ворота.
Футбольная команда Лебяжьего была не лиговая, а региональная и существовала только летом, во время студенческих и школьных каникул. Игровая зона команды распространялась на побережье от Старой Красной Горки до Петергофа включая Малую и Большую Ижоры, Ораниенбаум и Мартышкино. Матчи с Кронштадтом считались уже междугородными и назначались редко.
За день-два до очередной встречи, на почте, у крыльца трактира «Бережок» и просто на телеграфных столбах, появлялись афиши о матче с приезжей командой. Готовилось футбольное поле. Ворота были без сеток, боковые линии — мелкие канавки и валики снятого дерна. Раздевалкой для футболистов служила небольшая полянка, очищенная от вереска, среди можжевеловых кустов на краю поля. Туда же приносили ведро с водой, накрытое чистым полотенцем, и несколько стаканов. Умываться после матча игроки бежали прямо на море.
Задолго до начала игры собиралась публика. Старшие пешком, молодежь больше на велосипедах, частенько с барышнями на рамах. Отечественных велосипедов тогда еще не было, если не считать неуклюжей и вечно ломающейся «России». У ребят из более состоятельных семей были английские «Свифты», «Дугласы» и «Энфильды» нескольких моделей. Дешевле стоили финские контрабандные «Фениксы» и «Суоми».
За полчаса до игры вокруг поля плотной стеной стояли зрители. Белые фуражки гимназистов и моряков, красные погоны кадетов, яркие платья женщин придавали этой живой ограде красочный и веселый вид. Молодые люди, прикрывая дам от возможных ударов мяча, выставляли вперед велосипеды. Последним на тощем мерине, запряженном в рессорную двуколку, приезжал урядник. Он привязывал лошадь к кустам, задавал ей сено и, поправив фуражку и шашку, размеренно шествовал вдоль поля за спинами зрителей, вставая на цыпочки и заглядывая через плечи на поле при наиболее оживленных криках толпы.
Виталию 16 лет. (Лебяжье. 1910 г.).
Команда «Лебедя» в матче против деревень Лимузи и Ижора. (Слева — В. Бианки и С. Рахманин, судья — Н. Фрейберг. 1911–1912 гг.).
Свисток! Под жаркие аплодисменты почитателей, в белых рубашках и синих трусах, на поле выбегала любимая команда. Первая команда «Лебедя»! Мы, мальчишки, знали каждого игрока. Вот капитан — ловкий, всегда подчеркнуто корректный Оська Гаген-Торн, крепыши братья Васьковские, стремительный центрофорвард, кумир дачных девушек Гриша Рахманин, непроходимый бек Володька Гюнтер, по прозвищу Буцефалушка, быстрый правый инсайд Юрий Ливеровский и, наконец, «сам» Витька Бианки.
Надо сказать, что эта команда с достоинством продолжала славные традиции старого «Лебедя», в котором играли вратарь сборной России Петр Борейша и бек Туркин. Тот самый Туркин, что, по мальчишеским легендам, прямым ударом мяча в голову на четыре часа нокаутировал поповскую корову, таким же ударом переломил штангу и как-то раз, выдав «дамскую» свечу, так далеко выбил мяч, что его в лесу не нашли.
Свисток! Игра начиналась.
В одной из игр помню такой эпизод. Команде «Лебедь» предстоял ответственный традиционный матч с Большой Ижорой. Противник сильный — в составе несколько петербургских клубных игроков. До встречи три дня. Капитан «Лебедя» решил провести тренировку со своей же второй командой. День был хмурый, слегка дождило. Из второй не явилось несколько игроков, и пополнять спарринг партнера пришлось тут же на поле наиболее шустрым мальчишкам из третьей команды, обычно называемой «загольными беками». Так я стал участником этой игры. Нас, «загольников», распирало от гордости и счастья. Шутка ли — выступать против первой «Лебедя»! Легкой тенью на моем восторженном горизонте было то, что в первой играл мой старший брат.
Игра началась. «Первые» скорее кикали, чем играли, — лениво перепасовывались, делали вид, будто они одни на поле играют в одни ворота. Мы старались невероятно и, конечно, проигрывали. Попробуйте отнять мяч или обойти гиганта, который идет на тебя, словно не замечая, и вежливо приговаривает:
— Осторожно, мальчик, как бы не ушибить!
Брат при встрече выражался проще, цедил сквозь зубы:
— Сгинь, молекула, уничтожу!
Второй тайм мне пришлось играть против Виталия. Сухой, стройный брюнет, похожий на венецианского гондольера, в потемневшей от пота рубашке, он стремительно мчался навстречу, но отбирал мяч мягко и красиво. Один раз мне удалось обвести его и уйти за спину. Как мне теперь кажется, не исключена возможность, что я проскользнул у него между ног. Догоняя, он крикнул мне: