Охотник за смертью: Судьба
Шрифт:
— Этот малый больно много о себе мнит, верно?
Сайленс и Оуэн обменялись понимающим взглядом, призывающим проявить снисходительность к их спутникам. И Хэйзел, и Кэррион этот обмен взглядами уловили, но, похоже, не поняли, что, возможно, было и к лучшему. Чтобы избежать объяснений, они огляделись по сторонам. Безмолвный лес ответил им пристальным взглядом. Их по-прежнему окружала странная, настораживающая тишина.
— Мы все прошли долгий путь, — сказал Оуэн, скорее всего, для того, чтобы прервать затянувшееся молчание. — Скажи, капитан,
— А я никогда не заглядывал далеко в будущее, — ответил Сайленс. — У меня, знаешь ли, всегда было невпроворот неотложных дел, так что думать приходилось о настоящем.
— Мне знакомо это чувство, — промолвил Оуэн. — Но, в общем, мне кажется… правильным, что все заканчивается здесь, где и началось. Столько историй приходят к своему завершению там, где и начались.
— О господи, опять его потянуло на философию, — простонала Хэйзел. — Послушай, Оуэн, мы здесь только потому, что это последняя капля нашего незаконченного дела. Лабиринт наделил нас невероятными силами, но я всегда знала, что в конечном счете за это придется заплатить.
— Да, — сказал Кэррион. — Всему есть цена. Ни одно доброе дело не остается безнаказанным.
Оуэн и Сайленс игнорировали ремарки своих спутников с привычной непринужденностью.
— Полагаю, ты в курсе последних изменений обстановки, — промолвил капитан. — Чаша весов опять клонится не в нашу сторону. «Возрожденные» перепахивают то, что осталось от нашего флота, и направляются прямиком к Голгофе. Падение Голгофы будет означать падение Империи, а стало быть, и конец всего человечества. Мы здесь, чтобы в последний момент переломить ситуацию и превратить поражение в победу.
— Черт побери, — сказал Оуэн. — Нам случалось делать это и раньше.
— Но на сей раз все обстоит совсем по-другому, — прорычал звучный голос, и все резко обернулись.
Момент его появления остался незамеченным, но теперь вольфлинг — могучий, горделивый и исполненный горестного ожесточения — стоял перед ними. Общими очертаниями его фигура напоминала человеческую, но на этом сходство с человеком заканчивалось. Будучи восьми футов ростом, он возвышался над ними как величественный, грозный исполин. Широкие плечи, могучую грудь и гибкий стан покрывал густой золотистый мех. Ноги больше походили на волчьи, а пальцы, как ног, так и рук, заканчивались острыми когтями. Хищная улыбка обнажала волчьи зубы, голова по форме тоже походила на волчью, а в огромных глазах светился человеческий ум и свирепость хищника. Вольфлинг, последний представитель своей расы, мог внушить трепет одним своим видом.
Оуэн нарочито убрал руки подальше от своего оружия. Он никогда толком не знал, как относится к нему Волк, а сейчас оснований для того, чтобы проявлять осторожность, у него было даже больше, чем обычно. Хэйзел, стоявшая рядом, хмуро уставилась на вольфлинга, всячески давая понять, что на нее все это не произвело никакого впечатления. Но Охотник за Смертью чувствовал, что она напряжена,
Вольфлинг долго рассматривал их, а потом, устремив немигающий взгляд на Сайленса, сказал:
— Я помню тебя, капитан. Ты был здесь. Наша встреча была мимолетной, но я тебя запомнил. Ты вообразил, будто тебе под силу уничтожить Лабиринт.
— Я исполнял свой долг, — ответил Сайленс.
— Само собой. То же самое говорили в свое время те люди, которые истребили мой народ, не щадя даже детенышей. Неужели за столь долгое время вы не удосужились придумать еще какое-нибудь оправдание своим зверствам?
— Нет, — подал голос Кэррион. — Мой народ, эшрэи, тоже подвергся поголовному истреблению. Однако я нашел в себе силы примириться с человеком, отдавшим такой приказ, и теперь капитан Сайленс снова мой друг. Я ручаюсь за него.
— А кто поручится за тебя, человек? — спросил вольфлинг.
— Эшрэи. Если потребуется. Но лучше, если бы нам не пришлось их призывать, потому как они, боюсь, мало что оставили бы от этого прекрасного, но весьма уязвимого леса.
Кэррион взглянул на вольфлинга почти с состраданием.
— Я сочувствую твоей потере, приятель, но давай постараемся понять друг друга. Мы прибыли сюда с миссией, которую выполним, хоть по-хорошему, хоть по-плохому, хоть с твоей помощью, хоть без нее. Я уже лишился одного народа, и мне было бы очень больно лишиться и другого. Неужели, Волк, мы не можем объединиться даже перед лицом такого врага, как «возрожденные»?
Неожиданно вольфлинг рассмеялся и, покачав лохматой головой, сказал:
— Ты говоришь о том, о чем не имеешь представления. Тебе ведь даже неизвестно, кто они такие, эти «возрожденные»?
— А тебе известно? — спросил Оуэн.
— О, ты бы удивился тому, что мне известно, юный Охотник за Смертью. Но послушай, мы впустую теряем время, а его осталось не так много. Лабиринт Безумия вернулся, и ребенок пробуждается.
— Я рад, что Лабиринт вернулся, — сказал Сайленс. — Я всегда испытывал некоторую вину за то, что уничтожил нечто столь… экстраординарное. Как варвар, разрушающий город, который он в силу невежества не в состоянии оценить. Но Лабиринт убивал моих людей, он представлял собой угрозу, так что… Правда, я так и не разобрался насчет этого спящего ребенка. Он действительно имеет значение?
— Можно сказать и так, — улыбнулась Хэйзел. — Это клон Жиля Охотника за Смертью. Причем обладающий невероятной мощью. Именно он и является тем, что ты называешь «генератором тьмы»..
Сайленс вытаращил глаза:
— Ты хочешь сказать, что эту чудовищную катастрофу вызвал грудной младенец? Не верю!
— А лучше бы тебе поверить, — хищно ухмыльнулся вольфлинг. — Столетиями, пока этот ребенок спал, я чувствовал, как накапливается его мощь. Когда он проснется, а это может случиться очень скоро, вселенная содрогнется.