Охотник за смертью: Судьба
Шрифт:
— Ты хочешь сказать, что не будешь скучать по Джеку и Руби? — спросил Оуэн после недолгого размышления.
— Конечно буду! Руби была мне настоящим другом. Она верила в меня, когда не верил никто, даже я сама. Она всегда твердо знала, что мы что-то собой представляем, что мы созданы для великих дел. Ты-то ее знаешь главным образом в качестве наемницы и убийцы, а я знала в ту пору, когда она была кем-то большим. Ты ведь так и не узнал, от чего она отказалась, чтобы стать тем, кем стала. Вся ее жизнь представляла собой сплошную трагедию, нескончаемое ожидание дурного и горького конца. Но я никогда не думала, что она умрет такой молодой. .. да еще и от руки единственного человека, которого любила.
— Джек Рэндом всегда был одним из моих героев, — сказал Оуэн. — Изучение истории очень быстро лишает
— А вот это весьма характерно для тебя, Охотник за Смертью, — сказала Хэйзел, повернувшись и взглянув на него. — У тебя в обычае взваливать на свои плечи чужую ношу. Джек Рэндом сам отвечал за свою жизнь и за свое безумие тоже. Так же как и Руби. Что бы они ни делали и к чему бы в итоге ни пришли, то был их осознанный, свободный выбор. То же самое можно будет сказать и про нас, когда придет наш час. Считать иначе — значит, не уважать ни их, ни себя.
Оуэн поднял на нее глаза:
— Наш час? У тебя что, опять начались эти пророческие видения? Если так, явилось ли тебе что-то такое, что стоило бы узнать в связи с нашим прибытием сюда?
— Нет, — решительно заявила Хэйзел. — Стоит ли вообще вспоминать о моих видениях. Можно подумать, будто нам не хватает реальных угроз. Чем забивать голову ерундой, попробуй разнообразия ради сделать что-то полезное. Посмотри, не удастся ли тебе связаться с вольфлингами внизу? Ведь если в Черной Тьме остался хоть кто-то из «возрожденных», мы здесь, на орбите, чертовски уязвимы.
Оуэн кивнул и вернулся к пультам управления. Хэйзел хмуро наблюдала за ним, гадая, почему на самом деле ей так не хотелось рассказывать ему о посещавших ее видениях? Она видела себя стоящей на мостике «Звездного бродяги-2», а вокруг бушевал настоящий ад. Со всех сторон ее атаковали корабли неизвестной конструкции, вкупе со странными, ужасными тварями, похожими на ожившие ночные кошмары. Защитные поля корабля не выдерживали злобного, яростного натиска. В отсеках вспыхивали пожары, непрерывно выли тревожные сирены, но корабельные орудия снова и снова вели огонь. Внизу она видела Мир вольфлингов. И нигде не было никаких признаков Оуэна.
Теперь она была на том самом месте, которое являлось ей во сне. Она убедилась, что во многом видение было не таким уж пророческим. Например, корабля, на котором она находилась в том самом сне, больше не существовало. Он был уничтожен на Лакрима Кристи. От него только и осталось, что уникальный звездный привод, переставленный на похищенный у церкви корабль. На новом «Звездном бродяге» вообще не имелось орудий. Претворение сна в жизнь было невозможно. Похоже, она могла чувствовать себя в безопасности, ей не предстояло пережить тот ужас наяву, ощущая неумолимое дыхание Рока и тщетно пытаясь обнаружить хоть какие-нибудь признаки Оуэна.
Да, это был всего лишь сон, неприятный, тревожный, но отнюдь не вещий. А раз так, то совершенно незачем рассказывать о нем Оуэну.
Так, во всяком случае, твердила себе Хэйзел. Но стоило ей бросить взгляд вниз, на холодный, безмолвный Мир вольфлингов, как сердце ее наполнялось дурными предчувствиями.
«Мы последние из людей Лабиринта, — устало подумала она. — Последние из великих вождей повстанцев. И может быть, последняя надежда человечества. Почему судьба всегда тяжким грузом ложится на плечи тех, кто менее всего чувствует себя способным справиться с этой ношей?»
С обзорного экрана зазвучал знакомый голос, и Хэйзел резко обернулась. На экране появился отнюдь не вольфлинг, а Диана Вирту. Она выглядела усталой, напряженной и неуловимо изменившейся. Хэйзел потребовался момент, чтобы оценить эти перемены. Рот Дианы Вирту сжат в угрюмую, суровую линию, глаза провалились. Ее окружала ощутимая аура ярости и едва сдерживаемого безумия. То был хорошо
— Все пошло наперекосяк, — произнесла она трескучим и хриплым голосом, сорванным безумными воплями в Логове Большого Червя. — Мы нанесли по флоту «возрожденных» удар всеми имевшимися в нашем распоряжении средствами. Но это даже не замедлило их продвижения. Я помогла совокупному сознанию Матер Мунди объединиться с Искусственными Разумами, чтобы совместными усилиями вынудить «возрожденных» к ментальному контакту и вернуть их на стезю здравого смысла. В случае с Шабом это сработало блестяще, но на сей раз все закончилось полным провалом. Контакт… оказался невозможным. «Возрожденные» слишком сильны, слишком злобны и, главное, совершенно нам чужды. Ощущение было такое, будто мы пытаемся невооруженным глазом присмотреться к полыхающему солнцу. Кем бы или чем ни являлись «возрожденные», этот феномен находится далеко за пределами нашего понимания. Матер Мунди потрясена и пребывает на грани безумия: столкновение с чуждой силой едва не раздробило целостное сознание на составляющие элементы. Одного лишь легкого соприкосновения с этой аурой злобы хватило, чтобы практически расколоть союз экстрасенсов. В целях самозащиты мне пришлось снова стать Дженни Психо. Это был единственный способ не потерять… душу. В нормальном состоянии человек не смог бы пережить все то, что мне довелось… увидеть и ощутить. Останься я Дианой, я, наверное, зашлась бы в крике ужаса и не перестала кричать никогда. Шаб отступил с меньшим уроном, какой-либо контакт установить не удалось. «Возрожденные» настолько алогичны, что у них не нашлось никаких точек соприкосновения. Это защитило Искусственные Разумы от пагубных последствий. Сейчас каждый корабль и каждое орудие брошены против флота «возрожденных». Огонь ведется непрерывно, не в расчете на победу, а лишь в надежде замедлить продвижение врага и выложить последний козырь, которым являетесь вы, Оуэн Охотник за Смертью, Хэйзел д'Арк! Я умоляю вас не мешкать и как можно скорее сделать все возможное. Каждая минута, которую мы выигрываем для вас, оплачивается человеческими жизнями и страданиями. И знайте, вы будете не одни. К вам вот-вот присоединится капитан Сайленс на своем «Неустрашимом». Охотник за Смертью, постарайся забыть о старой вражде: человечеству необходима помощь, и нам все равно, откуда она придет.
Внезапно экран заколебался, изображение сделалось размытым. Что-то искажало сигнал. Дженни Психо, резко обернувшись, воззрилась куда-то за пределы экрана. На миг Оуэн и Хэйзел услышали на заднем плане жуткий, непрекращающийся, ни с чем не сопоставимый вой «возрожденных», а потом изображение исчезло.
Звук был таков, что Оуэна передернуло. Ему очень хотелось сказать Дженни что-нибудь ободряющее, однако ничего не приходило в голову. Да и что тут скажешь, когда судьба всего твоего биологического вида находится в твоих руках, а у тебя, черт возьми, нет ни малейшего представления о том, что следует делать.
Задумчиво хмурясь, Оуэн пожевал внутреннюю сторону щеки. Он вернулся в Мир вольфлингов, чтобы закончить незавершенное дело. Похоже, Лабиринт Безумия восстановился, и Божественный младенец, пребывавший в кристалле в самом сердце Лабиринта, снова пробуждался. Прошлое пробуждение этого чада в одно мгновение погасило тысячу солнц, уничтожило миллиард жизней и создало Черную Тьму. Оуэн считал себя обязанным вернуться и попытаться воспрепятствовать повторению подобной трагедии. Он видел в этом свой долг. Хотя бы потому, что этот младенец был клоном Жиля и принадлежал к его семье.
Но то, что сюда держал путь «Неустрашимый» с Сайленсом на борту, осложняло дело. По каким причинам капитана вновь отправили к Миру вольфлингов, у Оуэна не имелось ни малейших сомнений. Парламент желал заполучить «генератор тьмы», чтобы использовать это мифическое оружие против «возрожденных». Разумеется, Парламент и Сайленс предприняли этот шаг, не зная, что в действительности Тьма не генерируется каким-то прибором. Она порождается грудным младенцем, контролировать действия которого невозможно. Когда Жиль попытался воспользоваться возможностями ребенка, чтобы покарать несколько мятежных планет, это обернулось самым чудовищным катаклизмом во всей человеческой истории. И кто знает, каких бед натворит это дитя, если ему позволят пробудиться снова?