Охотник за смертью
Шрифт:
Ее речь изменилась. После второго или третьего, хм, раза, когда они каким-то чудом все-таки добрались до спальни, в объятиях Альгирдаса уже была словно бы совсем другая женщина. Она уже не сыпала ругательствами и не изъяснялась на диком арго современной молодежи. И потом, насытившись друг другом на некоторое время, они разговаривали уже на одном языке. Почти на одном… несколько раз Лорел смеялась над тем, что она назвала «чудесными архаизмами».
Да, и конечно ванная комната, в которой почти не было всяких там бутылочек, баночек, пузырьков и прочей дребедени, без которой женщины не обходились
«Что скажешь, Паук?»
«Скажу, что она не настоящая».
Она сама сказала, что выдуманный мир существует без ее вмешательства. Так и есть. Она не вмешивается и обитает не здесь. Здешняя Лорел – такая же фантазия, как все остальное. Фантазия, ставшая реальностью.
Теперь он примерно понимал, как сам оказался именно здесь. Как вообще смог попасть в белое пятно. На входе действовало только одно правило: душа продана – входи. Душа была не продана, а подарена, и не хозяину белого пятна, а Орнольфу, но такие тонкости на кордоне, видимо, не учитывались. А в том, что занесло его не туда, куда собирался, скорее всего, сыграли свою роль кровь и статус. Альгирдас затруднился бы с определенностью сказать, человека или фейри было в нем больше, когда он пересек границу белого пятна. И вот, извольте видеть, его приняли за выдуманного вампира. Удостоился, высокий владыка?
Да уж…
Но где же, в таком случае, подлинная Лорел, или как там ее имя на самом деле? Где-то близко, где-то почти вплотную к женщине, спящей сейчас за две комнаты отсюда. Это она говорила с Альгирдасом на нормальном языке, она, в отличие от здешней Лорел, читает книги, и скорее всего она некрасива. То есть не может сравниться с фейри. Но не в этом дело. Совершенно все равно, как она выглядит, главное, что ему обязательно нужно попасть в ее реальность, в их общую реальность, где, по словам Лорел, произошел конец света, и где великое множество людей спаслось от смерти, благодаря сверхъестественному вмешательству.
Ничего сверхъестественного, насколько смог понять Альгирдас. Обычная скупка душ, просто в масштабах несколько больших, чем позволяют правила хорошего тона.
В какой-то степени даже приятно сознавать, что многие смертные, которых считали погибшими, оказались просто слишком… предприимчивыми? Хм-м… Как, скажите, назвать людей, продающих душу в обмен на место в личном раю?
На память не пришло ничего, кроме нескольких емких эпитетов из лексикона Артура Нордана.
«Святой…» – Альгирдас улыбался, глядя на мокрый от дождя восход.
Алое солнце. Нельзя сказать, чтобы оно совсем не беспокоило, это огромное солнце, до крови режущее облака. Слишком красивый восход, чтобы, увидев его, остаться равнодушным.
«Я буду молиться о том, чтобы рассветы и закаты больше не беспокоили тебя» .
– Спасибо, – пробормотал Альгирдас.
Чем-то подобным ему приходилось заниматься, когда он готовился к охоте на монстра по имени Очкарик. Только сейчас Альгирдас действовал с другой стороны: из мира грез пытался пробиться в реальность. И конечно тогда ему неоценимую помощь оказала Малышка, а теперь приходилось справляться своими силами. Но с другой стороны, маловероятно, чтобы автор этой фантазии умела, как Очкарик, рассыпаться на бессчетное количество образов там, в настоящем мире.
Он искал, стараясь не погрузиться в процесс целиком, поскольку не в его интересах было, чтобы Лорел, проснувшись, обнаружила в своей гостиной фейри в состоянии транса. Искал… Мир за миром – насквозь, реальность, где обитала рыжая леди, оказалась не единственной, созданной фантазией неведомого творца. И Паук обшаривал мир за миром, все рядом, вплотную, наслаивающиеся друг на друга, он курил сигарету за сигаретой, дым и густой сладкий запах колыхались волнами, помогая ему удерживаться на поверхности… Он искал.
А когда нашел, прокусил от изумления мундштук.
Женщина оказалась мужчиной. Пожилым господином, с брюшком и лысиной. Нет, при ближайшем рассмотрении, господин был ничего такой, приятный, с ироническим, умным взглядом, с неплохими мозгами под черепом, с неуемной фантазией, породившей бездну миров, и изрядно затруднившей Альгирдасу поиск. Словом, достойный человек, если забыть, что он продал душу.
И если забыть прошедшую ночь…
Паук сидел на полу и тихо поскуливал от смеха.
Это судьба! Боги свидетели – это его судьба, делить ложе с мужчинами, даже если кажется, что это женщины. Даже когда уверен в том, что это женщины! Даже когда они действительно женщины, чтоб им икнулось, потому что эти женщины – всегда фейри, а у фейри зачастую очень нетвердые представления о разнице между полами.
«Надеюсь, ты придумаешь, как ей выбраться из этого без потерь? – обратился Альгирдас к творцу Лорел. – Мне бы не хотелось, чтобы она умерла».
К его удовлетворению, творец вздрогнул и недоверчиво огляделся. Значит, контакт есть. Осталась сущая ерунда – пройти по натянутой нити и снова стать настоящим.
– О, – сказала Лорел, появляясь на пороге гостиной, – куришь травку с утра пораньше? Это правильно. А я боялась, что ты ушел. Будешь кофе?
– Кофе – не буду, – Альгирдас поднялся с ковра и в последний раз затянулся, – и уйду очень скоро. Прямо сейчас. Ты извини, что так получилось.
Она не успела ничего сделать, только тихо, удивленно ахнула, когда клыки прокусили нежную шею.
Кровь…
Прикрыв глаза, Паук сделал несколько глотков и без страха ступил на звенящую от напряжения и боли алую нить. Кровь на паутине – тонкий и прочный мост от грез к реальности.
Он понятия не имел, как это выглядело со стороны. Хотелось только надеяться, что материализация произошла без грохота, дыма и пламени, каковые Альгирдас считал проявлением дурного вкуса.
Бледно-голубые глаза творца стали круглыми и слегка выкатились из орбит, как будто кто-то надавил на них пальцами изнутри.
– Ты-ы? – сдавленно выползло из задрожавших губ. – Здесь?! К-как…
– Даже и не знаю, что ответить, – Альгирдас пожал плечами, – я же сказал, что я настоящий. Не надо никуда звонить, – он отодвинул от хозяина телефонный аппарат, – и не надо звать охрану. Я уйду, как только ты скажешь мне, где твой хозяин.