Охотник
Шрифт:
Прощай, Касабланка. Прощай, город-миф, придуманный в Голливуде.
Автобус нес его в Танжер мимо оливковых рощ, мимо апельсиновых рощ. Из динамиков над головой текла арабская музыка, у которой нет начала и нет конца. Гурон сидел на заднем сиденье, стараясь не привлекать к себе внимания – шикарный костюм, снятый с бюргера, не очень-то гармонировал с его бородатым лицом и опухшими от перца веками… он зря беспокоился, здесь и не такое видывали.
Автобус нес его в Танжер, Гурон вспоминал, как Валька Паганель пел под гитару песню Городницкого:
Слышен волн несмолкающий рокот, Светят звезды на южный манер. Мы плывем в королевство Марокко, В замечательный город Танжер.
Гурон дремал, и голос Вальки сплетался с арабской музыкой, у которой нет ни начала ни конца.
Танжер…
Танжер – огромный, космополитичный, в котором говорят на французском, арабском, испанском, английском, португальском и еще на сотне языков…
Танжер – город, где ветер с океана несет соленую влагу, а ветер из пустыни – песчаную пыль и зной.
Танжер – город, пропитанный запахом океана, гашиша и контрабанды… Сокко Чико… Европейский квартал… кофейня с гудящим самоваром… аромат мятного чая… всюду – старые геи, ищущие любви… всюду – молодые геи, ищущие заработка… всюду – лица, изъеденные сифилисом, всюду похоть и жажда денег.
Когда-то в Танжер приходили пиратские фелюги. Теперь пиратов нет, но дух наживы по-прежнему витает над городом и портом… казалось, что время в Танжере остановилось. В портовых кофейнях почти открыто курили гашиш. Дымились кальяны и самокрутки. Европейцы курили кайф – дурь из листьев конопли, арабы курили маджун – дурь из зерен конопли. Смотрели друг на друга остекленевшими глазами, вели неспешные, бесконечные беседы. Играли в редондо, для которого требуется колода из сорока двух карт… случалось, на кон ставили чью-то жизнь.
В кофейнях у порта собирались докеры, матросы, контрабандисты, сутенеры, игроки, беглые преступники. Здесь были люди всех цветов кожи, всех национальностей.
В кофейнях собирались подонки. У каждого второго был нож, у каждого первого – два.
Гурон поселился в маленькой гостинице, где не спрашивали документов. Туда на час-другой заскакивали парочки – иногда мужчина и женщина, но чаще мужчина и мужчина. Хозяином этого притона был португалец. Может, и не португалец, но Гурон слышал, как хозяин бросил одному из постояльцев пару фраз на португальском. Гурон присмотрелся к хозяину: тот еще тип – все открытые части тела покрыты татуировками, в ухе – серьга, а на морде написано: за бабки продам мать родную. С трудом подбирая слова, Гурон сказал по-португальски:
– Bom dia. Ha guartos livres neste hotel? [11]
Хозяин кивнул, изучающе посмотрел на Гурона и назвал цену. Цена была явно завышена, но Гурон не стал торговаться.
Гурон прожил в гостинице сутки. Кондиционера, конечно, не было, зато были полчища клопов. На это Гурон не обращал внимания… ночью он вдруг проснулся. За хлипкой дверью, в коридоре, явно что-то происходило. Он услышал приглушенные голоса, потом короткий вскрик. Он встал, заглянул в замочную скважину – в плохо освещенном коридоре двое тащили волоком третьего. На полу оставался багровый след. Спустя несколько секунд появился помощник хозяина с ведром и тряпкой. Гурон подумал: хорошее место, гостеприимное.
11
Здравствуйте. У вас есть свободные номера? (португал.)
Утром Гурон спустился вниз. Хозяин дремал на стуле, но, как только скрипнули спупени лестницы, приоткрыл правый глаз.
Гурон подошел, вытащил пухлый бумажник немца и сказал:
– Ola. Cambieme, por favor, o dinneiro. [12]
Португалец оценил толщину бумажника, пачку купюр внутри и кивнул. Глазки у него загорелись. Он быстро поменял немецкие марки на дирхамы. По "специальному" курсу.
Гурон решил рискнуть. Вполне вероятно, что хозяин стучит в полицию, но если хорошо заплатить… он сказал:
12
Привет. Поменяйте мне деньги. (португал.)
– Perdi o passaporte. [13]
Хозяин внимательно посмотрел на Гурона, опять невозмутимо кивнул и сказал:
– Muito prazer em conhecelo. O senhor fala ingles? [14]
Гурон кивнул. По-португальски он знал несколько десятков слов и ходовых фраз. И то только потому, что страна, где он работал, была раньше португальской колонией.
Они перешли на английский.
– Здесь плохо жить без паспорта, – сказал хозяин безразлично. – Особенно приезжему.
13
Я потерял паспорт. (португал.)
14
Рад с вами познакомиться. Вы говорите по-английски? (португал.)
– Да, – согласился Гурон. – Без паспорта плохо.
На этом разговор закончился, но Гурон был уверен, что он еще будет иметь продолжение.
Вечером в номер постучали. Гурон достал из-под подушки нож, убрал его в левый рукав.
– Войдите, – сказал Гурон, спуская ноги на пол. Вошел хозяин, присел на единственный стул и улыбнулся.
– Без паспорта плохо, – сказал он.
– Дерьмо, – ответил Гурон.
– Но это решаемая проблема… у вас есть фотография?
– Нет.
Они шли по узким улочкам медины, забираясь все дальше и дальше. По привычке Гурон пытался запомнить дорогу, но вскоре понял, что это бесполезно. Он вспомнил, как заблудился в восточном городе Миронов в "Бриллиантовой руке". Усмехнулся невесело.
Хозяин остановился перед низкой дверью, сказал: нам сюда. Он постучал явно условным стуком, им открыл человек в европейской – джинсы и кожаная жилетка на голое тело – одежде, с серьгой в ухе: салам. – Салам. Гурон, за ним португалец протиснулись в узенький коридорчик. За спиной лязгнул засов, португалец сказал: проходите… Гурон явственно ощутил опасность, но отступать было некуда. Гурон нащупал рукоять ножа и пошел вперед. За поворотом открылось помещение неправильной формы, с низким потолком.
Внутри тускло светила керосиновая лампа, на полу и на стенах были ковры, пахло гашишем и убийством. На низеньком диване сидели трое арабов, смотрели на Гурона равнодушными глазами – для них он был уже мертв. Гурон все понял… собственно, он был к этому готов. Он не стал ждать, пока они начнут. Он широко улыбнулся, сказал: салам, уважаемые, – сделал шаг вперед и резко ударил ногой по лампе. Лампа опрокинулась, звякнуло тонкое стекло, мгновенно вспыхнул ковер, заметались тени на стенах. Гурон выхватил нож. Разворачиваясь, широким маховым движением рассек горло португальц у. Закричали, вскакивая, арабы.