Охотник
Шрифт:
Стрелы были отличного качества. Особенно остроумной конструкцией отличался наконечник, стержень которого был толщиной с вязальную спицу, длиной в шесть дюймов. Стержень на дюйм входил в полый конец тростниковой стрелы и закреплялся в нем древесной смолой. Остальная часть стержня длиной в пять дюймов обмазывалась ядом. Яд, употребленный в свежем виде, действует чрезвычайно сильно. Однако он теряет свою силу на солнце. Для того чтобы сохранить силу яда, охотники племени вакамба обвязывают отравленные стержни полосками из мягкой кожи антилопы. Эти полоски снимаются в самый последний момент.
Перед тем как выступить на носорогов, мы со следопытами провели несколько дней у вождя Мутуку. Я использовал это время для того, чтобы обучить следопытов собирать ружье. Сам я постарался усвоить основы языка вакамба и обычаи этого племени. Это откровенный и честный народ. Женщины большие труженицы. Помимо того, что они обрабатывают шамбы, они готовят пищу и носят дрова для своих очагов. Приходится удивляться
— какие грузы способны переносить эти женщины! Едва девочка научится ковылять, как она сопровождает свою мать в заросли для сбора валежника. По дороге домой мать торжественно привязывает несколько веток к спинке девочки, как ее долю груза. По мере того как ребенок растет, этот груз постепенно увеличивается, доходя до 150 фунтов и более.
Мне ни разу не приходилось сталкиваться с какими-либо намеками на «древнейшую профессию» у женщин этого племени, несмотря на их материальную нужду, конечно, за исключением тех случаев, когда они подвергаются растлевающему влиянию «цивилизации». Когда девушка вступает в пору зрелости, ее жених вносит определенную плату. Это напоминает наш свадебный обряд и является как бы магическим «Сезам, откройся!», по которому девушка отдается своему жениху. После этого она переходит жить к своему мужу и упорно трудится, чтобы заработать достаточно денег на вторую жену для своего мужа, которая помогала бы ей вести хозяйство.
Поскольку Киракангано уже больше не было, мне был необходим человек, который мог управлять моим лагерем и взял бы на себя мелкие заботы по обеспечению сафари. Следопытам ведь предстояло сопровождать меня в кустарниках во время охоты, и, кроме того, я сомневался — обладали ли они необходимыми качествами для выполнения функций управляющего? Мне повезло и в этом отношении. Я нашел охотника племени вакамба по имени Мулумбе, уже довольно пожилого человека, на которого можно было полностью положиться. У нас так хорошо пошли дела с Мулумбе, что он находится при мне до сих пор, управляя штатом прислуги. Кроме того, он исполняет обязанности моего личного заряжающего и во время охоты носит для меня запасное ружье.
Однажды ночью меня разбудил яростный лай деревенских собак. У меня это не ассоциировалось с присутствием носорогов. Так как запах льва наводит страх на собак, я полагал, что запах носорога, произведет на них аналогичное действие. Позже я узнал, что собаки приходят в неописуемую ярость, как только учуют носорога. Когда рассвело, вождь Мутуку сказал мне, что носороги побывали на шамбах — повсюду виднелись их огромные следы. Вместе со следопытами я немедленно отправился по следу, который привел нас в кустарник.
Вначале заросли не были густыми и не причиняли нам беспокойства. Однако вскоре мы натолкнулись на непреодолимую стену молодой, утыканной шипами поросли. К счастью, в сухое время года на кустарниках почти нет листвы. Еще не опавшие ссохшиеся и пожелтевшие листья составляли резкий контраст с сероватой окраской носорогов.
По пути нам постоянно попадались маленькие (не больше шотландского зайца) зверьки «дик-дик». Они неожиданно выскакивали из-под кустов, подобно кроликам, нередко заставляя нас вздрагивать.
Перед нами выросла непроходимая стена колючих кустарников. Чтобы пробиться через нее, приходилось идти по извивающимся тропам, проложенным носорогами. Я очень опасался неожиданной встречи с носорогом на одной из этих узких троп. Здесь наши движения были крайне ограничены, и мы не смогли бы подойти к животным с подветренной стороны.
Пасущийся носорог, как правило, идет против ветра. Зная это, можно подойти к нему совершенно неожиданно. В нашем положении оставалось только надеяться на лучшее.
Сопровождавшие меня следопыты (в прошлом браконьеры) были большими знатоками своего дела, и их работа заслуживала высшей оценки.
Отыскивая едва заметные следы носорога на твердой каменистой почве, я временами от сильного напряжения вообще переставал видеть. Мои же следопыты шли по следу без всякого напряжения, словно по хорошо обозначенной дороге. Один из них шел впереди, отыскивая след. Я страховал его, держа наготове свое ружье. Когда один утомлялся, его сменял другой. Таким образом, они избегали чрезмерного перенапряжения зрения.
Вдруг следопыт, шедший впереди, остановился и, подняв голову, стал прислушиваться. Несколько секунд я ничего не слышал. Затем мне удалось уловить слабый звук, издававшийся зубами носорога, пережевывавшего ветку. Зверь пасся в кустах слева от нас. Мы стали продвигаться по возможности бесшумно. Один из следопытов постоянно следил за направлением ветра: он поднимал кусочек ссохшейся земли, пальцами истирал ее в мелкий порошок, улетучивающийся при малейшем дуновении ветерка. Не меньшее внимание мы уделяли тому, чтобы не наделать лишнего шума.
Я считаю, что слух у носорога развит лучше, чем у других крупных животных, и он способен услышать шаги подкрадывающегося человека на очень большом расстоянии.
У меня на ногах были надеты американские мокасины — идеальная обувь для такой охоты. Если случайно наступить в мокасинах на ветку, то сразу чувствуешь, что она вот-вот сломается, и можно вовремя убрать ногу. Мои босоногие следопыты двигались еще тише. Кроме того, они обладали дополнительным преимуществом — были совершенно раздеты, за исключением небольшой повязки из ветоши вокруг бедер. Ветки кустов, задевавшие их кожу, не создавали никакого шума. Но как они выносили пытку, когда шипы держидерева, впиваясь в тело, оставляли царапины на теле — я не могу себе представить.