Охотник
Шрифт:
Сергей обращался с "Олегом" так, как с любым другим человеком. Как с равным. И потому – Сергару было с ним легко. Бывший боевой маг чувствовал в нем старого вояку – такого как он сам – с которым не нужно что-то из себя изображать, и можно быть таким, каков ты есть.
Ехать было не очень далеко – ну что такое для машины несколько километров, пусть даже и плохой дороги? Меньше часа – и они уже стоят у дома, непохожего на тот, в котором жили Сергар и его "мать" – одноэтажный, довольно большой, он был совсем не старым, красного кирпича, с хорошим, свежепокрашенным
– Дети ей дом купили – у нее двое сыновей, и дочь. А еще – внуки. Хорошая семья! – пояснил участковый, усаживая Сергара в разложенную коляску – Ее-то дом на краю деревни, вон там, у леса. Не хотела переезжать, но старший, Матвей – отчаянный мужик! – сказал, что вынесет ее на руках, а дом спалит к чертовой матери! Только тогда согласилась переехать. Старушки, как и коты – привыкают к домам, не выковыришь! Щас я схожу, предупрежу ее, а ты тут посиди. Мало ли что…мож, ей не до тебя. Заболела, или чего еще…
Сергей подошел к воротам, нажал кнопку, и где-то далеко, в глубине дома, послышался звонок. Минут пять никого не было видно, затем калитка открылась, из нее вышла маленькая, сухонькая старушка, едва видная на фоне здоровенных ворот, тем более, что как и ворота, платье и кофта бабы Нади голубели васильковым цветом.
Старушка посмотрела на Сергара, улыбнулась, махнула рукой, подзывая его к себе. Он подкатился, бросив коляску вперед сильными, жилистыми руками, и она одобрительно кивнула головой:
– Давай в дом, сынок. Там поговорим. Сережа пусть едет, а мы с тобой поболтаем.
– Я узелок сейчас заберу… – Сергар двинулся к машине, но бабка Надя остановила:
– Сережа принесет. Пусть жирок растрясет. А то засиделся, растолстел!
– Вот вечно ты, бабка Надя, меня позоришь! – прогудел участковый, вытаскивая из машины вещмешок Сергара – Не так уж я и засиделся! А это не жир, а броня! Ты вообще знаешь, что гладиаторы в Риме были совсем не худыми и жилистыми, как нам показывают? Они были толстыми и сильными, как я! А почему толстыми? Чтобы жир не пробили, чтобы кровью не истечь! Опять же – гасит удары палицы!
– Болтун! – рассмеялась старушка – И чего только не напридумает! Езжай уж, вояка! Гладиатор, тоже мне! Кстати – твоя Маруся забегАла, говорит – хотите снова ребятенка зачать. Так вот – никаких ребятенков еще полгода. Она не совсем окрепла еще. Смотри – нарушишь – больше ко мне не обратишься! Не буду помогать! Понял?
– Понял я, понял! – участковый покраснел, нарочито не глядя на Сергара. Потом кинул на него взгляд, ухмыльнулся, и развел руками – Видал?! Диктаторша! А все почему? Больницы нет рядом! Вот она из нас веревки и вьет!
– Болтун! – отмахнулась старушка – Что ваши врачи? Бестолочи! Только и знают, что глупые таблетки назначать, да глупыми машинами людей мучить! Выродилось лекарское искусство, выродилось. Я вот внукам говорю – учитесь, учитесь, пока я жива! Ведь некому умение оставить! Совсем некому! А младшая мне и говорит: "Бабушка, как ты все видишь? Для меня – мясо, и мясо! Я ничего не вижу!" Ну вот что скажешь? Вот ты, Сережа, иди ко мне в обучение – будешь лекарем, люди тебя любить будут, всегда будешь при деле, всегда сыт!
– Каждому свое, баба Надя – участковый задумчиво посмотрел на небо, на солнце, склоняющееся к горизонту, на пруд, видневшийся чуть поодаль – на плотине весело визжали мальчишки, прыгая с надутой камеры, плавающей по воде – Я умею ломать кости, а не вправлять их. И меня это устраивает. Кто-то ведь должен давать тебе работу, нет? А если серьезно – кто-то должен быть и солдатом, кто-то должен делать эту грязную работу. У всех свое умение, так ведь?
– Так, сынок – печально кивнула старушка – Все так. А жаль. Лучше бы никогда не было проклятой войны. Пойдем, Олежа. Пусть едет. Его жена заждалась. Он ведь, негодный, сейчас ей ребеночка заделает, а она потом прибежит ко мне, и будет просить этого мальчика поддержать, укрепить, чтобы роды прошли хорошо и без боли.
– Откуда ты знаешь, что будет мальчик?! – ошеломленно переспросил участковый, который уже почти сел в машину.
– Знаю! – отмахнулась старушка, заходя в калитку – Вот мне тоже, тайна! Знаю, и все тут! Как и то, что она тебе сегодня напекла пирогов с клубникой. Давай, беги, да не переусердствуй за столом…и так растолстел.
Сергар ожидал увидеть в доме что-то особенное – какие-то особые колдовские инструменты, которыми так любят обвешивать стены жилища все колдуны лекари. Но ничего подобного не было. Чистенький дом, с половичками, хорошими обоями, с большим, на полстены телевизором и белой стиральной машиной, которая жужжала, проворачивая что-то внутри своего блестящего нутра. Не было ничего, что бы указывало на профессию бабы Нади – кроме кушетки, стоявшей в дальней комнате, куда лекарка сопроводила своего пациента.
– Раздевайся! – сказала она, повелительно кивая на кушетку – Ложись на простыню. Все с себя скидывай, не стесняйся. Меня чего стесняться? Я старая бабка, мне твои причиндалы не интересны. Если не болят, конечно. Кроме того – врачей ведь не стесняются, так?
Сергар улыбнулся – он не раз, и не два, слышал примерно такие же слова от своей матери, которая принимала пациентов. Только без "старой бабки". Его мать была еще довольно молода, хотя и старалась во время приема изобразить из себя что-то вроде умудренной опытом, старшей женщины. Она говорила, что так ей люди доверяют больше.
Сергара всегда это обстоятельство удивляло – какая разница сколько лет лекарю, если он вылечивает болезнь? Да хоть пять лет от роду – только чтобы выросла новая рука, или нога! Люди странные существа, в этом он убеждался не раз, и не два.
– Так…так…ну что сказать – все с тобой ясно. Небось на дьявольской тележке катался? На этой рычащей метле, да? Эх, дураки вы, дураки…молодые – все дураки. Вам кажется, что живете вечно, а ведь ваша жизнь, как огонек свечи – дунул сквознячок – и нет пламени, только прах, вонь и темнота. Все, можешь одеваться. Пошли, чаю попьем, поговорим.