Охотники: Фантом
Шрифт:
Безжизненная пустошь окружала его. Чернела грязь, лужи воды, забитые пеплом. "Что-то
ужасное случилось здесь",- сказал он сипло, звук испугал него. Здесь было абсолютно тихо. Здесь было морозно, и он понял, что обнажен и покрыт только таким же грязным пеплом, который был повсюду. Он согнулся пополам и затем, проклиная себя за минутную слабость, мучительно распрямился.
Он должен...
Он...
Он не мог вспомнить.
Капля жидкости стекала по его лицу, и он смутно подумал, плачет ли он. Или это капля мутной мерцающей жидкости, которая была здесь повсюду, смешанная с пеплом и грязью? Кто он был? Он не знал и этого, и эта опустошенность вызывала дрожь, совершенно непохожую на дрожь от холода. Его рука все еще сжимала покровительственно неизвестный объект, и он поднял кулак и уставился на него.
Через мгновение он медленно раскрыл пальцы. Черные волокна.
Затем капля опалесцирующей жидкости прокатилась по ладони, в середину волокон. Где она затронула их, они преобразовались. Это были волосы. Шелковый белокурый и медный волос. Весьма прекрасные. Он снова закрыл свой кулак и прижал их к своей груди, и новая цель начала расти в нем. Он должен идти.
Сквозь туман в голове ясная картина о своей цели все-таки сложилась в его голове. Он волочил ноги вперед через пепел и грязь, к похожей на замок сторожке с высокими шпилями и тяжелой черной дверью, которая, он как-то знал это, будет там.
Глава 11
Елена повесила телефонную трубку. Она и Бонни обсуждали все, что происходит, от
таинственного появления имён Селии и Мередит до предстоящего танцевального концерта Маргарет. Но она не была в состоянии вести то, что она обычно называла разговором. Она вздохнула. Через какое-то время она ощутила под матрасом и вытащила свой дневник в бархатной обложке.
Дорогой дневник,
сегодня днем я разговаривала с Калебом Смолвудом на лужайке перед моим домом. Я едва знаю его, но я чувствую внутреннюю связь с ним. Я люблю Бонни и Мередит больше
жизни, но они понятия не имеют, что такое - потерять своих родителей, и это отдаляет
меня от них. Я вижу себя в Калебе. Он такой красивый и кажется таким беззаботным. Я уверена, что большинство людей думают, что его жизнь идеальна. Я знаю, что это как будто притворяться, что вы вместе, даже когда вы разошлись. Это может быть самый одинокий человек в мире. Я надеюсь, что у него есть друг, на которого он может опереться, как у меня Бонни или Мередит. Самое странное произошло, пока мы разговаривали. Ворон полетел прямо на нас. Это был большой ворон, самый крупный из тех, что я когда-либо видела, с радужными черными перьями, которые блистали на солнце, и с огромными крючковатыми клювом и когтями. Возможно это был, тот самый, который появился на моем подоконнике вчера утром, но я не была уверена. Кто может отличить воронов друг от друга?
И, конечно же, оба ворона напомнили мне Дэймона, который наблюдал за мной, в облике ворона, прежде чем мы познакомились.
Что странно - нелепо, на самом деле - это рассветающее чувство надежды, родившееся глубоко внутри меня. Что если, я продолжаю думать, что если, каким-то образом Дэймон всё же не умер? И затем надежда рушится, потому что он мертв, а мне нужен этот парень. Если я хочу оставаться сильной. Я не могу лгать себе. Я не могу сочинять волшебные сказки, где благородный вампир не умирает, где правила изменяются, потому что это тот, кто мне дорог. Но эта надежда подкрадывается незаметно ко мне снова: что если?
Было бы слишком жестоко сказать что-нибудь о вороне Стефану. Горе изменило
его. Иногда, когда он молчит, я ловлю странный взгляд его зелёных глаз, как будто
там кто-то, кого я не знаю. И я знаю, что он думает о Дэймоне, эти мысли
уносят его туда, куда я больше не могу последовать .
Я думала, что я могу сказать, Бонни о вороне. Она заботилась о Дэймоне, и она
не станет смеяться над моим сомнением, возможно ли, что каким-то образом он мог бы до сих пор, в какой-то форме, быть живым. Не после того, как она предложила то же самое сегодня. В последнюю минуту, всё-таки, я не смогла поговорить с ней об этом.
Я знаю почему, и это паршивая, эгоистичная, глупая причина: я ревную Бонни. Потому что Дэймон спас ей жизнь.
Ужасно, правда?
Вот такая штука: долгое время из миллионов людей существовал только один человек, о котором заботился Дэймон.
Единственный. И этим человеком была я. Все остальные могли идти к черту, настолько
это его не интересовало. Он с трудом запомнил имена моих друзей.
Но что-то изменилось между Дэймоном и Бонни, возможно, когда они остались одни
в Темном измерении вместе, возможно раньше. Она всегда была немного влюблена в него, когда он не был жестоким, но потом он начал обращать внимание на свою маленькую красную птичку. Он присматривал за ней. Он был нежен с ней.
И, когда она была в опасности, он действовал, чтобы спасти ее, ни секунды не задумываясь о том, сколько это будет стоить ему.
Так что я ревную. Потому что Дэймон спас жизнь Бонни.
Я ужасный человек. Но, потому что я такая ужасная, я не хочу делиться ничем
о Дэймоне с Бонни, даже моими мыслями о вороне. Я хочу сохранить частичку его
только для себя.
Елена, плотно сжав губы, перечитала то, что она написала. Она не гордилась своими чувствами, но она не могла отрицать их существование.
Она откинулась на подушку. Это был долгий, изнурительный день, и сейчас уже был час
ночи. Она сказала спокойной ночи тете Джудит и Роберту пару часов назад, но она, казалось, не была в состоянии отправиться в кровать. Она только копошилась рядом, переодевшись в ночную рубашку: расчесывала волосы, переставляла свои вещи, листала журнал, рассматривала с удовлетворением модный гардероб, который ей был недоступен месяцами. Позвонила Бонни. Бонни общалась странно. Расстроена, может быть. Или, возможно, просто устала. Было уже поздно в конце концов.
Елена была уставшей, но не хотела идти спать. Она наконец осознала. Она немного
боялась идти спать. Дэймон был таким реальным во сне прошлой ночью. Его тело было крепким и твердым на ощупь, пока она держала его; его шелковые черные волосы нежно касались ее щеки. Его мягкий голос звучал почередно то язвительно, то соблазнительно, то повелительно, так же, как у живого Деймона. Когда она вспоминала, с тошнотворным ужасом, что его нет, он будто умирал снова и снова. Но она не могла бодрствовать вечно. Она так устала. Елена выключила свет и закрыла глаза.