Охотники Гора

Норман Джон

Вьерна презрительно наблюдала за моими тщетными усилиями.

— А почему на рассвете вас не оказалось в лагере? — наконец задал я мучивший меня вопрос. — Откуда вы узнали о нашем присутствии в лесу?

— Ты хочешь спросить, почему в настоящий момент не я лежу у твоих ног, связанная и беспомощная, как ты сейчас?

— Вот именно.

— Ну что ж. Вы очень умело скрывали свое передвижение по лесу, — признала Вьерна. — Я восхищена вашим мастерством.

— Как же вы узнали о нас?

— Мы следили за своими противницами, гораздо менее искусными, чем вы, за женщинами-пантерами из банды Хуры, которая собирается отнять у меня эту землю. — Вьерна усмехнулась. — Хуру мы, конечно, убьем. Сейчас ей просто очень повезло, что ты поймал ее рабыню. — Она рассмеялась. —

Мы видели, как ты пригвоздил ее к дереву стрелой, а затем связал ремнями.

— Значит, вы последовали за мной?

— Нет, очень скоро мы потеряли тебя из виду. Ты очень хитер и искусен, к тому же мы опасались твоего лука. Но нам и не нужно было следить за тобой. Мы поняли, что вы в лесу и, значит, рано или поздно обнаружите наш лагерь и непременно решите на нас напасть.

— Я отыскал ваш лагерь в тот же вечер. Разве вы об этом не знали?

— Нет, но мы предположили, что вы обнаружите его или в этот же вечер, или на следующий, и решили не задерживаться в нем, чтобы проверить, когда именно это произойдет. — Вьерна рассмеялась. — А вам, чтобы не скучали, мы оставили полдюжины бутылок вина.

— Вы очень сообразительны, — с невольным уважением пробормотал я.

— Как имя той девчонки, которую ты поймал в лесу? — спросила охотница.

— Гренна, — ответил я.

Вьерна кивнула.

— Я слышала о ней. Она занимает высокое положение в банде Хуры.

Я промолчал.

— Что ты с ней сделал?

— Отправил на корабль, чтобы ее заковали в кандалы и заклеймили.

— Отлично! — воскликнула Вьерна. Она посмотрела на меня и рассмеялась. — Женщина-пантера, попавшая в руки мужчине, достойна лишь того, чтобы стать его рабыней. — Она постучала пальцами по рукоятке ножа. — Мы, женщины-пантеры, считаем, что девушка, ставшая добычей мужчины, в глубине души хочет быть его рабыней.

— А мне говорили, что из всех женщин-пантер получаются отличные рабыни, — заметил я.

Вьерна с неожиданной злобой снова пнула меня ногой.

— Молчать, раб! — закричала она.

— Луны уже взошли, — из-за ее спины доложила Мира.

— Говорят, в банде Хуры больше сотни женщин, — сказал я.

Вьерна хищно оскалилась.

— Мы вышвырнем их из леса, — заявила она, — вышвырнем всех, одну за другой. И когда они бросятся наутек, станем преследовать их до тех пор, пока оставшиеся в живых не сложат оружие и не протянут нам руки, чтобы мы связали их и продали в рабство! Продали мужчинам! — Хищнический оскал у нее на лице стал шире. — Я сама прослежу, чтобы Хура и ее первые помощницы не погибли, а попали в рабство. — Она посмотрела на меня и усмехнулась. — Гренна уже стала рабыней. Отличное начало!

— Ты их настолько ненавидишь? — спросил я.

— Да!

— Что ты собираешься сделать со мной и моими людьми?

Она усмехнулась.

— Рабу не подобает быть таким любопытным, — заметила Вьерна.

Я не ответил.

— Ты будешь за это наказан, — сказала она.

Я продолжал молчать.

Конечно, хозяевам не подобает посвящать рабов в свои планы. Рабов сознательно держат в неведении. Это усиливает их ощущение зависимости и беспомощности. Они могут ожидать чего угодно, любых поворотов в своей судьбе. Не зря говорят: «Оставь раба наедине со страхами, порожденными его неведением». И это совершенно справедливо: достаточно того, что хозяин знает, как с ним поступить. Придет время, и раб узнает все, что следует. Лично мне ждать, по-видимому, оставалось недолго.

Не говоря ни слова, Вьерна повернулась ко мне спиной и отошла в сторону. Женщины-пантеры, силуэты которых я различал, продолжали стоять, сжимая в руках короткие копья, и нетерпеливо поглядывали в мою сторону.

Я поднял глаза. Три небольшие горианские луны уже выглянули из-за густых ветвей деревьев и во всем своем великолепии показались на черном бархате неба. Звезды несколько поблекли на их фоне, но казались такими же прекрасными.

Среди этой бесконечно чарующей красоты я особенно остро ощутил свою беспомощность. Жесткие ремни настолько туго стягивали щиколотки и запястья, что я не мог даже пошевелиться. Я грустно

рассмеялся, поскольку больше мне ничего не оставалось. Каким благородным и храбрым я чувствовал себя, вступая в эти леса, чтобы освободить из плена красавицу Талену, дочь Марленуса, всемогущего убара Ара! Какой благодарной преданностью должен был засветиться робкий взгляд этой прежде непреклонной красавицы, сбросившей с себя рабские путы и очутившейся в моих объятиях прямо перед распростертыми у наших ног ее недавними поработительницами, закованными теперь в тяжелые кандалы! Вероятно, я бы тут же передал в ее личное распоряжение Вьерну, чтобы она всегда напоминала ей об этом нелегком времени, проведенном в лесу, и о славном ее освобождении. А как замечательно мы выглядели бы рядом, стоя рука об руку и поднимая священную чашу в честь возобновления нашего свободного содружества! Каким великолепием сверкала бы моя супруга в Порт-Каре, когда мы сидели бы на царственных тронах в трапезной зале моего похожего на дворец дома, дома великого Боска! С моим могуществом и богатством мы, безусловно, очень скоро стали бы убаром и убарой. Драгоценности и наряды, которыми бы я осыпал ее, были бы самыми пышными и красивыми не только в Порт-Каре, но и на всем Горе!

Но теперь я уже не мог представить ее рядом с собой на носу «Терсефоры», с триумфом возвратившейся в Порт-Кар и торжественно плывущей по широким городским каналам под аккомпанемент ликующих криков восхищенных горожан, осыпающих судно букетами цветов. Теперь для нее все это потеряно. Теперь она только рабыня, такая же, как Шира, как Гренна или любая другая.

Прежде она была дочерью убара. Теперь она стала никем, безродной отщепенкой. Она уже никогда не сможет сочетаться с кем бы то ни было узами свободной спутницы. Даже будучи отпущенной на волю, Талена, не имея родственных связей, отлученная от семьи, окажется причисленной к самой низшей касте свободных граждан, получит статус, приравнивающий ее к какой-нибудь крестьянской девчонке из самого захудалого, заброшенного селения. Даже получив свободу, она останется среди самых презренных женщин Гора. Она будет лишена всего, что только может иметь человек; у нее не останется даже ошейника, который есть у каждого раба.

Устремив невидящий взгляд в бездонное небо, я снова горько рассмеялся. Какими глупыми оказались все мои мечты! Слава, которая, казалось, уже была у меня в руках, ускользнула от меня, и теперь, конечно, навсегда. А ведь я мог вскоре послать в Ар официальное сообщение о том, что дочь убара этого славного города спасена и находится в полной безопасности в доме Боска, что она — супруга Боска, великого Боска, адмирала Порт-Кара, жемчужины блистательной Тассы. Из нас получилась бы блестящая пара. Это был бы великолепный, превосходный союз. Высокородная красавица Талена придала бы ему должный блеск своим богатством и влиянием. Кто знает, каких высот смог бы достичь тогда Боск? Возможно, в свое время в Порт-Каре появился бы властитель, который подчинил бы себе городской Совет Капитанов. И возможно, когда-нибудь из союза Ара и Порт-Кара родился бы союз свободных городов, который мог бы возглавить единственный убар, распространивший свою безраздельную власть на всю империю. Совсем не исключено, что этим убаром мог бы стать Боск. Мы были бы блестящей и могущественной парой, завистью и надеждой всего Гора — я, Боск, непревзойденный Боск, и моя супруга, красавица Талена, дочь великого убара. Нет таких высот, какие мы не покорили бы вдвоем!

Но всему этому не суждено был» осуществиться.

Теперь Талена отлучена от родственных уз. Теперь она лишена семьи. Она больше не дочь Марленуса. Она стала рабыней, каких тысячи и тысячи по всему Гору, обычной рабыней, хорошенькой и ничтожной. Она уже никогда не сможет украсить собой союз со свободнорожденным мужчиной. Даже выпущенная на волю, без кастовой принадлежности, без родственных отношений, она по своему социальному положению окажется среди самых ничтожных, самых презренных женщин Гора. Она больше никому не нужна. Вероятно, даже более милосердно по отношению к ней было бы оставить ее рабыней. Тогда бы она по крайней мере имела свой ошейник.