Охотники на мамонтов. Посёлок на озере
Шрифт:
И песня, и танец не были для них развлечением. Это было заклинание. Заклинание должно было принести им, как они думали, охотничье счастье. Слов в песне было немного. Говорились они как бы от имени статуэтки, от имени самой Ло – Матери матерей рода Красных Лисиц:
Я ЛО, МАТЬ МАТЕРЕЙ РОДА КРАСНЫХ ЛИСИЦ!
Я ЗАКЛИНАЮ ГОРБАТОГО ХУММУ.
ЗАКЛИНАЮ ЕГО БИВНИ, И УШИ, И ВСЕ ЧЕТЫРЕ НОГИ:
ХУММА, ХУММА, ПЕЙ ВОДУ!
ХУММА, ХУММА, ИДИ В ГОРУ!
ХУММА, ХУММА, ПАДАЙ В ЯМУ!
ХУММА, ОТДАЙ НАМ ТВОЁ МЯСО!
ОТДАЙ НАМ ТВОИ БИВНИ И ТВОИ КОСТИ!
ЗАКЛИНАЕТ
Охотники хлопнули в ладоши и схватились за копья. Хумма стоял перед ними живой, косматый и поднимал к небу свой ужасный хобот. Но теперь он был уже им не страшен. Мать матерей укротила его. Она околдовала его своими чарами. Она связала его силу. Теперь он не мог сделать ни шагу от той стены, на которой был нарисован. Охотники набрали горсти песка и стали с силой бросать в чудовище. Они метили в то место, где Ао изобразил глаза – оба на одной стороне.
Зачем они делали это?
Нужно было ослепить хумму, чтобы он не мог видеть охотников.
После этого Ао подкрался к хумме и быстро обвёл тупым концом копья черту вокруг ослеплённого зверя. Круговая черта означала ловушку или, может быть, колдовскую силу, которая смыкается вокруг зверя. Как только круг замкнулся, охотники опять запели своё заклинание. Они долго-долго кружились, приседали и подпрыгивали.
Наконец заклинательный танец кончился. Охотники поочерёдно вонзали копья в побеждённого хумму. Одно из них пробило глаз, другое – сердце, третье – живот. Этим всё колдовство завершилось. Оно отдавало хумму в полную власть охотников. Они верили, что теперь хумме от них не уйти. Кто может отнять у них ту добычу, которую уже опутало их заклинание? Разве только какое-нибудь чужое, ещё более сильное слово станет на их пути и разрушит волшебную власть Матери матерей.
Преследование
Самое важное для успеха было сделано. Теперь можно было идти дальше. Но раньше охотники сели отдохнуть. Песни, пляски и заклинания их утомили. Пот градом катился по их лицам. Сердце билось, руки и ноги тряслись. Они только что пережили такие чувства, как будто и в самом деле выдержали борьбу с чудовищем и одолели его. Все трое тяжело дышали и отирали ладонями мокрые лбы. Потом они вынули из-за пазухи запасы пищи и стали есть. Это были большие куски мяса молодой сайги.
Каждый держал большой кусок мяса в левой руке, а в правой – тонкую кремнёвую пластинку с острым, режущим краем; они вцеплялись крепкими зубами в край мяса, а потом кремнёвым лезвием отрезали кусочек перед самыми зубами.
Иногда им удавалось сразу отгрызть кусок, чаще же они довольно долго перепиливали волокна мускулов и сухожилий своими осколками кремня. Ели много. Нужно было утолить голод, успокоиться и собраться с силами, чтобы продолжать путь в поисках добычи.
Тропа мамонтов привела их к самой реке. Вдруг Волчья Ноздря остановился. Против устья оврага протянулась песчаная отмель. Вся она была покрыта свежими следами целого стада мамонтов. Здесь хуммы пили, купались, обливали друг друга водой, посыпали себе спины песком, а слонихи кормили тяжеловесных и неуклюжих слонят. Там и сям по отмели раскиданы были кучи помёта.
– Хуммы пили воду, – сказал Ао и хлопнул по плечу Волчью Ноздрю.
Ноздря засмеялся. Он вспомнил слова заклинания:
ХУММА, ХУММА, ПЕЙ ВОДУ!
ХУММА, ХУММА, ИДИ В ГОРУ!
Свежие следы вели к оврагу, и скоро тропа со следами животных пошла наискось вверх, на правый берег оврага. Ноздря опять засмеялся.
– Хумма, хумма, иди в гору! – бормотал он.
На высоком берегу оврага стеной стоял осиновый лес. Мамонты проложили тропу по самому краю обрыва. Тропа была вытоптана крепко. Видно, стадо было большое и звери уже не раз спускались здесь на водопой.
Охотники шли гуськом, друг за другом, пока чаща не стала светлеть. Перед ними открылась выжженная широкая поляна, покрытая низким кустарником. Кое-где на ней торчали чёрные стволы горелого леса.
Несколько лет тому назад в жаркую погоду разыгралась гроза. Молния ударила в сухую ель. Дерево вспыхнуло, как свеча, от него загорелись кучи валежника. Ветер раздул лесной пожар. Выгорел большой участок. Среди чёрных пней выросли высокие травы и ягодные кустарники. Летом густыми чащами поднимались целые полчища алых кипреев и густо кустилась земляника.
Охотники успели сделать только несколько шагов, как из-за кустов показалось стадо мамонтов. Здесь были и старые, и молодые. Совсем маленькие – приплод этого лета – жались к волосатым животам матерей. Хуммы мирно паслись под охраной огромных самцов. Они угрюмо стояли по краям, как коричнево-бурые холмы, медленно шевеля мохнатыми ушами. Огромные хоботы их качались, как маятники гигантских часов.
Толстые самки держались в середине со своими слонятами-сосунками и заботливо подзывали их, когда те пробовали отойти в сторону. Матери попискивали при этом тоненькими, скрипучими голосами, похожими на слабый поросячий визг. И странно было слышать, что такие звуки исходили от этих колоссальных и неповоротливых животных. На обильных летних кормах мамонты сильно жирели, спинные горбы их превращались в мешки, туго набитые салом. Теперь же горбы не были так высоки, как осенью.
Охотники жадно смотрели на мохнатых великанов. У Волчьей Ноздри глаза сверкали, как у голодного волка. Он облизывался и часто глотал набегавшую слюну.
Вдоволь насмотревшись, он толкнул тихонько локтем сначала одного, потом другого соседа и знаками показал, чтобы они шли за ним. Осторожно, низко пригибаясь, они почти доползли до края оврага и спустились вниз, к реке.
Охотники решили гнать мамонтов к селению Красных Лисиц, где для них давно приготовлена ловушка – ямы.
Погнать мамонтов! Три человека, одетые в меховые мешки, говорили об этом так просто, как будто это было стадо косуль.
Большерогие олени в ужасе шарахались в чащу, когда на лесной тропе показывалась гигантская фигура вожака мамонтов. Могучие зубры уступали им дорогу. Огромный серый пещерный и бурый лесной медведи не решались вступать в бой со взрослым мамонтом. Даже свирепый северный носорог, при всей злобности своего характера, предпочитал не встречаться с чудовищными бивнями хуммов.