Охотники за алмазами
Шрифт:
«Роллс» медленно пробрался по Хиренграхт и остановился. Шофер открыл дверцу, но прежде чем он вышел, Бенедикт улыбнулся Руби.
— Это будет пик моей жизни, — негромко сказал он. — На этот раз я уложу этого ублюдка.
— Я буду ждать, — сказала Руби, и он вышел из «роллса».
Бенедикт подождал, пока машина, завернув за угол, скрылась в подземном гараже, затем прошел в фойе небоскреба. Большими энергичными шагами направился к лифту, продолжая возбужденно улыбаться.
Зал заседаний располагался
Джонни Ленс стоял во главе стола. За последние несколько дней он похудел, плечи его казались костлявыми и худыми под белой шелковой сорочкой. Он снял пиджак и на дюйм приспустил узел галстука. Кости щек и челюсти образовывали прямой угол, который подчеркивался, а не смягчался густыми тенями усталости, затемнявшими глаза. Руки он сунул в карманы и говорил, не глядя на лежавший на столе листок бумаги.
— Стоимость работ приближается к ста фунтам за час, верно, Майк? — Майкл Шапиро кивнул. — Мы отрабатывали главный желоб Самоубийства в течение шестидесяти шести часов и получили около двухсот карат худших в мире алмазов. Если мы за них получим тысячу фунтов, то это хорошо. А стоили работы шесть с половиной тысяч фунтов.
Джонни помолчал и посмотрел на сидящих за столом. Майкл Шапиро что-то сосредоченно чертил в блокноте, Трейси Ван дер Бил побледнела, ее глаза не отрывались от лица Джонни, в них смешались жалость и сочувствие; Бенедикт Ван дер Бил смотрел через окно на гору, он удобно расположился в кресле, слегка улыбаясь и вежливо слушая.
— Главный желоб Самоубийства — одна из наиболее многообещающих частей всей концессии. Если он беден, остальные части не лучше. У нас есть еще две концессии на морском дне. Однако потребуется три-четыре дня, чтобы переместить туда «Кингфишер». — Джонни замолчал, и Бенедикт, по-прежнему улыбаясь, повернулся в кресле.
— Тридцатого надо выплачивать проценты. Где ты собираешься найти сто пятьдесят тысяч рандов?
— Да, — кивнул Джонни. — Думаю, что смогу убедить Ларсена подождать еще две недели: он очень заинтересован в успехе нашего проекта…
— Подожди, — сказал Бенедикт. — Ларсен не имеет к этому отношения.
Джонни молчал, внимательно глядя на него.
— Объясни.
— Я перекупил долг у Ларсена. И я не заинтересован в отсрочке платежей.
— Ларсен не стал бы вести переговоры, не предупредив меня, — Джонни был поражен.
— Шапиро? — Бенедикт повернулся за подтверждением к Майклу Шапиро.
— Прости, Джонни. Это правда. Я видел документы.
— Спасибо, Майкл, — горько сказал Джонни. — Спасибо, что дал мне знать.
— Он показал мне за несколько минут до встречи, Джонни. Клянусь, я не знал, — с отчаянием сказал Майкл.
— Верно. — Бенедикт выпрямился в кресле, голос его звучал резко. — Теперь о главном. Ты разорил компанию моего отца, Джонни, но, слава Богу, я смог исправить
— Нет, — резко сказала Трейси.
— Хорошо, — улыбнулся Бенедикт. — Тогда я стребую с Ленса весь долг. Я все равно получу компанию, но позабочусь, чтобы он оставался неисправимым банкротом до конца жизни.
Трейси поднесла руку к горлу и посмотрела на Джонни. Ждала от него сигнала — что делать. Наступило долгое молчание, потом Джонни опустил глаза.
— У меня остается три дня, — голос его звучал хрипло и устало.
— Три дня у тебя есть, — Бенедикт холодно улыбнулся. — Пользуйся.
Джонни собрал свои бумаги, снял пиджак со спинки стула и повесил через плечо.
— Подожди, — приказал Бенедикт.
— Что еще? — улыбка Джонни была кривой. — Ты уже повеселился.
Бенедикт поднял телефонную трубку и быстро набрал номер.
— Входи, дорогая, — сказал он в трубку и улыбнулся Джонни. Дверь открылась, он пошел навстречу Руби и поцеловал ее в губы. Они стояли, взявшись за руки, и смотрели на Джонни.
— Компания — не единственное, что я у тебя отбираю, — сказал Бенедикт.
— Я хочу развода. — Руби смотрела прямо в глаза Джонни. — Мы с Бенедиктом поженимся.
Все смотрели на Джонни и видели, как он вздрогнул. Он переводил взгляд с одного на другого, потом рот его отвердел, лоб нахмурился.
Трейси видела приближающуюся вспышку гнева и посмотрела на Бенедикта: тот наклонился вперед, губы его дрожали, в глазах горело торжество. Трейси хотела крикнуть, предупредить Джонни, помешать ему попасть в ловушку, так тщательно подготовленную Бенедиктом.
Джонни сделал шаг вперед, сжав кулаки. Казалось, он сделает свое поражение полным и безвозвратным. Но тут сам Бенедикт испортил свое торжество, захотев еще больше унизить Джонни.
— Игра, сет и матч, Джонни Ленс, — крикнул он.
На лице Джонни не отразилось то огромное усилие воли, которым он сдержал себя, и он естественным шагом продолжал двигаться к двери.
— Дом на твое имени, Руби, поэтому, пожалуйста, отошли мои вещи в отель «Талбаг», — негромко сказал он.
Остановился перед парой и добавил:
— Ты, конечно, захочешь сохранить свою репутацию, поэтому я согласен на обвинение в измене. Скажем, что я тебя оставил.
— Ленс не может удержать свою женщину, — насмехался Бенедикт. — Ван дер Бил отбирает ее у него. Нет, пусть весь мир узнает об этом.
— Как хочешь, — согласился Джонни.
И пошел из комнаты совещаний к лифтам.
Джонни упал на постель одетый и потер закрытые глаза. Он был в смятении, мозг его, который обычно быстро и решительно справлялся с любой проблемой, сейчас отупел. Проблемы были многочисленными и настолько переплелись, что он чувствовал себя как человек в африканской чаще, пытающийся выбраться с помощью тупого мачете.