Охотники за артефактами

Левицкий Андрей

«Титаник» было видно издалека. Одной Зоне известно, откуда пять лет назад посреди леса взялась плоская поляна со ржавой баржей, вмурованной в ил килем, заваленным полусгнившими бревнами. Корма, где некогда располагалась капитанская рубка, торчала на поверхности, там предприимчивый сталкер Вуд обустроил бар и плохонькие номера, а в киль под землей прорыл ход на случай выброса.

На подходе к «Титанику» колени Кобы подогнулись, и он чуть не упал. Дальше он геройствовать не стал и воспользовался плечом Джиги, у которого я забрал рюкзак.

Еле втащили Кобу в бар по выкрашенному

в зеленый трапу. Вуд нас уже встречал, взглянул на Кобу с исполосованным лицом, всплеснул руками:

– Химик! Живой, чертяка! Чем могу помочь?

Я усадил Кобу, сразу же уронившего голову на руки, сложенные на столе.

– Товарища накормить и спать уложить. Джига, проконтролируешь?

Вуд, как и я, был старожилом, о болезни моей он, как и все окружающие, не знал, просто таким способом выражал восхищение моей везучестью – больше десяти лет рискую, хожу к самой Дубне, и мне хоть бы что. Я пожал протянутую лапищу:

– А ты все худеешь.

Вуд похлопал себя по животу размером с рюкзак альпиниста:

– Это стратегический запас на случай кризиса.

Он очень гордился своим прозвищем, думал, что его так назвали потому, что он могучий и стойкий, как дерево, дуб, например, но на самом деле wood в его случае – бочка. Мало кто помнил, как родилось это прозвище.

Я повертел головой, заметил, что Вуд полностью обшил бар изнутри деревом и вскрыл его лаком, свет давали две тусклые лампочки, посаженные в деревянные люстры.

– Смотрю, у тебя изменения к лучшему. Прямо аж в безопасности себя ощущаешь.

– Спасибо, бродяга. Ты, как обычно, туда и назад?

– Завтра в обед вернусь. Накорми моего напарника, а то он скоро вырубится.

– Хорошо, – Вуд направился к стойке, где угадывались бутылки разных форм и содержания, обернулся: – Жду тебя завтра! А то и поговорить не с кем, одни желторотые юнцы.

Джиге, хлопочущем вокруг Кобы, не понравилось такое неуважение к молодости, желваки на щеках напряглись, но он стерпел.

* * *

Большой мир встретил меня теплом и солнцем. Природа пробуждалась после зимней спячки, листья разворачивались буквально на глазах, казалось, я слышу, как ворочаются в земле ростки, что стремятся к солнцу.

Я плюхнулся на заднее сиденье синего «ланоса» с шашечками и продиктовал адрес в Клину. После того как появилась Зона, жилье там обесценилось, и я прикупил квартирку еще когда мы с Пригоршней были напарниками. Таксист, заросший бородой по самые уши, вздохнул, что мало заработает.

Возле периметра местность мало отличалась от той, что в Зоне, но чем дальше мы отъезжали, тем светлее становилось небо, глаза заболели от солнечного света, и я сощурился. Все больше появлялось встречных машин, вскоре мы свернули на трассу, где они текли потоком. Черт побери, как же я отвык от суеты и шума! Отвык от безопасности.

От старух и стариков на остановках, от детей. От ухоженных домов и ровного асфальта, от высоток и светящихся билбордов.

Вспомнился анекдот про окулиста и гинеколога: «Люди, люди, живые люди!» – «И лица, лица, лица». Удивительное дело, но именно за пределами Зоны у меня два раза начиналось

обострение, сейчас я сработал на опережение и подлечился.

Я смотрел в окно и не сразу заметил, что «Ланос» въехал во дворик, окруженный высотками, где по обыкновению было негде припарковаться, пожилой усатый таксист остановился посреди дороги, включил аварийку и виновато проговорил:

– С тысяча.

Я перекинул рюкзак через плечо, молча отсчитал ему деньги и вышел. Как дурно пахнет мир за пределами Зоны! Гарью, котами, собаками, мусорными контейнерами. Мимо пронеслась стайка детей на самокатах, проковыляла грузная женщина. Пропустив ее, я зашагал к подъезду, где не было даже домофона, приходилось вводить код: семь-три-семь-шесть-четыре.

Вздохнула, приоткрываясь, дверь.

В тесном лифте пахло свежим ремонтом, лестничная клетка тоже сияла чистотой. Неужели меня так долго не было, что человечество изменилось в лучшую сторону? Или я переместился в параллельный, более совершенный мир?

Собственная квартира меня в этом разубедила, потому что конь тут не валялся ровно столько, сколько я отсутствовал – полгода, ворвавшийся свежий воздух поднял столб пыли, заколыхалась паутина между двумя куртками на вешалке.

Следовало бы пригласить уборщицу, но на это было жаль тратить день, и я решил отложить до следующего своего визита. Хотел включить допотопный телик, оставшийся от предыдущей хозяйки – помянуть ушедшую эпоху, но он не работал. Неужели отрубили электричество? Я щелкнул выключателем – лампочка загорелась.

Первым делом я включил перекрытую воду, затем нашел старенький телефон, поставил на зарядку, включил, и он захлебнулся писком – начали приходить сообщения. Под тонной обрушившегося спама я чудом обнаружил сообщение, что позавчера… или три дня назад… Черт, какое сегодня число? В общем, мне пытался дозвониться Пригоршня. Что ему от меня понадобилось? Омолаживающий арт для жены-блондинки?

Арт, улучшающий сообразительность, чтоб доченька хорошо училась?

Вряд ли он просто хочет увидеться. А вдруг жена загуляла, ушла, и он решил вернуться в Зону? Девять лет назад мне это было бы на руку, сейчас же реалии Зоны изменились, появились новые аномалии, а Пригоршня не стал моложе и сильнее, он отстал от жизни.

Забавно, а я отстал от жизни здесь. Без автомата чувствую себя голым.

Я решил не набирать его, пусть и был соблазн потешить самолюбие, послушать его жалобы, что все обернулось именно так, как я говорил. Хотя с чего я это взял? Болото не убьет бегемота, он там счастлив, просто ему от меня что-то нужно.

Телефон зазвонил сам.

Глава 5

Пригоршня. Допрос

«Беретта» тыкалась в спину ходока из Зоны, сталкером я бы его не назвал. Эта тварь позорит сталкеров. Он шагал уверенно, расправив плечи, жевал жвачку так интенсивно, что кепка двигалась туда-сюда. Меня волновал вопрос, как сделать, чтобы встречные не заметили пистолет. На его месте правильно бросить рюкзак мне в лицо и рвануть в сторону, но он не подозревал, что его ждет, надеется, что сейчас все разрешится в его пользу.