Охотники за черепами
Шрифт:
Сначала все шло как нельзя лучше. Фульротт подробно изложил обстоятельства, сопутствовавшие находке в Неандертале, описал условия залегания костей в глинистых отложениях грота Фельдгофер, остановился на характеристике архаических особенностей скелета уделив особое внимание черепной крышке. В конце доклада он показал находку и объявил о ледниковом возрасте человека, которого, исходя из анатомических деталей строения, следует считать представителем древнейшего населения Европы. Шафгаузен, выступивший вслед за Фульроттом, поддержал его в главных выводах — да, это существо еще не потеряло обезьяноподобные черты, что позволяет рассматривать его как одного из древнейших людей.
Но,
Какие факты могли противопоставить скептикам Фульротт и Шафгаузен? Никаких, кроме все тех же чисто анатомических признаков, которые, может быть, действительно следовало оценивать как-то иначе. Снова мучительное и неприятное состояние, словно находишься в заколдованном круге. Из него нет выхода. Вернее, известно, где выход, но как к нему добраться? Может быть, ждать, пока не появятся новые факты, доказывающие твою правоту? Ведь должны же они появиться рано или поздно, ибо в правоте своих выводов Карл Фульротт убежден беззаветно.
Деятельная натура ученого не может ждать, пока дело образуется само собой. Он должен бороться по мере сил и возможностей, несмотря ни на что. А это «что» не только инертность, пассивность и традиционность взглядов официальной науки, его коллег, но и такая страшная в своей мощи и беспощадности сила, как католическая церковь. Она, как никто, нетерпима и непримирима, если устанавливает, что в 'стаде господнем' вызревает ересь. Может ли быть ересь ужаснее, чем продолжать упрямо настаивать на том, что само это стадо составляли в допотопные времена не существа, созданные по образу и подобию божьему, а какие-то наполовину обезьяны, наполовину люди? Да что там обезьяноподобный человек, если род людской, согласно его, Фульротта, утверждениям, возник не 4004 года назад, как точно подсчитали служители культа на основании книг, созданных вдохновением господа, а несравненно раньше!
Приходится учитывать и это обстоятельство, не относящееся к существу дела. Да и не просто учитывать, а по-настоящему задумываться — хватит ли сил веста борьбу на два фронта?
Фульротт решается. Первым делом он отправляет в научный журнал текст своего выступления на сессия Нижнерейнского общества естественных и медицинских наук: «Остатки человека из грота Фельзен (так называл его Фульротт. — В. Л.) долины Дюссель. Заметка к вопросу о существовании ископаемого человека». Редакция раздумывает почти два года и все же печатает доклад. Но сопровождает его примечательным комментарием, смысл которого сводится к тому, что журнал не несет ответственности за содержание публикации, а тем более за выводы ученого. После такого «представления» статьи у читателя вообще могло создаться впечатление, что она напечатана как некий наукообразный курьез.
Как бы то ни было, выход в свет в 1859 году статья об открытии в Фельдгоферском гроте составил Карл Фульротту более широкую аудиторию. О находке останков обезьяноподобного человека заговорили не толька в Германии, но также в Бельгии, Франции, Англии Особое внимание обратил на нее один из британских друзей Чарлза Дарвина, английский геолог Чарлз Лашель, одержимый идеей доказательства глубокого с генеалогической точки зрения возраста человека.
В год публикации сообщения Фульротта Лайель вместе со своими коллегами геологами и археологами, своеобразной комиссией, дотошной, но объективной, посетили истерзанного неудачами и непризнанием Буше де Перта. Осмотр каменных орудий показал искусственный характер их обработки. Изучение напластоваваний глин и песков, в которых на большой глубине вместе с костями вымерших слонов и носорогов залегали оббитые камни, подтвердило их значительную древность, составляющую не тысячи, а десятки или, быть может, даже сотни тысяч лет.
Буше де Перту удалось найти многое, но единственным, что не попалось в его руки, поразительно легкие на открытия, были костные останки человека, который создавал из кремня примитивные топоровидные орудия так называемые рубила, ножи и скребла.
Когда Лайель прочитал статью Фульротта, то понял, что троглодит из грота Фельдгофер, возможно, и есть то самое загадочное существо — «допотопный предок». Ему как геологу сразу бросилось в глаза слабое место гипотезы эльберфельдского профессора — отсутствия доказательств возраста глинистых отложений, в которых покоились костные останки человека.
Решение созрело мгновенно: надо ехать в Германию, посетить Эльберфельд и вместе с Фульроттом осмотреть место находки. В 1860 году Чарлз Лайель прибыл в Неандерталь и внимательно изучил окрестности Фельдгоферского грота. От той поездки сохранился рисунок-скетч, позволяющий представить в разрезе известняковую скалу, которая круто поднимается над рекой Дюссель, сравнительно обширную пещерную камеру, пласт песчанистой глины, как одеялом покрывающий плоскую вершину с редкими деревьями. Изучение грота не позволило Лайелю установить возраст отложений, заполнявших камеру, что, впрочем, не помешало ему поддержать точку зрения Фульротта.
Правда, он колебался и поэтому был непоследователен. Порой ему казалось, что зверообразный человека из Неандерталя жил сравнительно поздно и поэтому необычные с точки зрения анатомов особенности его черепа и конечностей следует объяснять нарушениями в развитии индивида.
Кроме того, как это ни покажется странным, его смущало, что в связи с открытием в Неандертале усилились позиции тех, кто отстаивал теорию обезьяньего предка человека. Выдающийся ученый, который так много сделал для подтверждения идеи существования ископаемого человека, имел труднообъяснимую слабость: питал «непреодолимое чувство отвращения» к мысли о возможном родстве человека и обезьяны!
И все же, несмотря на это отступление, в высказываниях Чарлза Лайеля преобладали утверждения, подчеркивающие выдающееся значение находки, раскрывающей процесс становления человека, высокая честь и мужество понять которую принадлежит Карлу Фульротту.
Профессор гимназии был горд, что его открытие при влекло внимание выдающегося геолога Европы. Хотя здесь бы разумеется, большей четкости в суждениях, но разве виноват Лайель, что в гроте не посчастливилось найти ни одной косточки вымерших животных? Неужто это препятствие так и останется непреодолимым как проклятие? Фульротт и Лайель встретились еще раз в 1868 году. Но, как ни приятна была эта встреча, при всем желании кости человека из Неандерталя, которые хранились в доме Фульротта, не могли сказать больше того, что удалось узнать от них ранее.