Охотники за ФАУ
Шрифт:
Она горько усмехнулась.
Баженов задумался. Нет, с такой неподдельной искренностью предатели говорить не могут. А может, и это — игра, а он, дурак, верит? Но если это действительно честная девушка, если ее действительно для дела подослали к немецкому коменданту, а свидетели погибли, — тогда как?
— Послушайте, Малюта, я хочу только одного: знать истину. Вспомните факты, которые свидетельствовали бы в вашу пользу.
Девушка стояла неподвижно. Она не плакала. Она смотрела в стену напротив, и на ее лице застыло горестное выражение обреченности.
—
— Крала бланки, пропуска; узнавала, когда облава, кого захватили, кто выдавал.
— Назови, кто выдавал! Малюта назвала.
Баженов позвонил Льохе в Герасимовку.
Льоха подтверждал, что бланки и сведения он получал от группы Горобца, автономно действовавшей в городе. Горобца расстреляли. Никакой Оли Малюты он не знает. Сейчас многие хотят примазаться к партизанской славе, а насчет бланков и прочего, если она служила у коменданта и знала о деле Горобца, то знает и это.
— Как же нам с тобой быть? — спросил Баженов.
— А вы лучше расстреляйте меня, и вам будет спокойнее, и для меня это единственный приемлемый выход. Всю жизнь носить клеймо Иуды — сил не хватит. Все равно застрелюсь или повешусь. Если б отпустили, подалась бы за Днепр.
Нет, подумал Баженов, эта не врет. Этой можно верить. А вдруг врет? Растрогался, дал убедить себя слезами, позой? Нет, это не поза.
Он незаметно для девушки выдвинул ящик стола, разрядил пистолет и протянул ей.
Только сперва напиши расписку, что сама кончаешь с собой.
Она спокойно взяла ручку и написала. Ох, и будет же ему от генерала за эти недопустимые методы!.. А что делать?
— Отдай пистолет! — сказал он, когда девушка, положив ручку, поднялась и взяла оружие. Но она уже приложила дуло к виску, курок щелкнул, и она в полуобморочном состоянии опустилась, почти упала в кресло.
Баженов так хлопнул ладонью по столу, что Мал юта очнулась и села прямо. В глазах ее застыла горечь отчаяния.
— Верю, — сказал Баженов. — На этом сегодня закончим. Пройдите пока в эту комнату и располагайтесь как дома, — Баженов кивнул на свой рабочий кабинет.
Баженов вызвал Кучеренко, и тот на карте показал прибывшим саперам место затопления судов.
Как быть, думал Баженов, ведь там противник обстреливает. Не попросить ли Черкасова и других комдивов организовать видимость подготовки к атаке, чтобы отвлечь внимание противника?
Когда саперы и Кучеренко ушли, Баженов заглянул в свой кабинет. Малюта спала на диване в том же разорванном платье. Баженов поручил Богуну подыскать для нее приличную одежду, обувь и прочее и дать ей помыться в их баньке. Когда Оля Малюта явилась вымытая, одетая, Баженов сказал:
— Я дам вам двух бойцов, они проводят вас к вашей тетке. Вот пропуск. Уже утром завтра вы можете быть на той стороне Днепра. Ясно?
— Я переночую здесь.
— Но ведь здесь ночую и я.
— Ну и что же? Я боюсь идти к тете.
— Ладно, ложитесь в третьей комнате на диване.
— Никому ни слова, — сказал он Богуну. — Засмеют! Да и никто
Чернявского, одетого в немецкий маскировочный костюм, немецкий головной убор, вооруженного немецким автоматом, Баженов проводил в нижний пригород. Автоматчик, сопровождавший сюда Кучеренко, привел их в рай. Перед тем как опуститься в подполье, где под небольшой поленницей дров покойный капитан Чулый спрятал свой домашний скарб, Чернявский сказал:
— Я оставил письмо для матери в правом ящике твоего стола. В случае чего… отправь. Но только тогда, когда убедишься…
Она у меня старенькая, и у нее больное сердце. Единственное, что может выдать меня, — ракетница и ракеты. Но я их сразу же запрячу в надежное место.
Они поцеловались.
— Ауфвидерзейн, геноссе, — сказал на прощанье Чернявский и спустился в яму.
Ночью на левом фланге поднялась стрельба. Начавшаяся атака русских сразу же окончилась «неудачей». Контратака гитлеровцев окончилась зато успешно; они вернули два квартала нижней части города, до ветки. Попытались было прорваться, но их встретил организованный, губительный огонь.
Три наших автоматчика с разных чердаков неотрывно смотрели в южную сторону. Ракеты Чернявского не взлетали.
Рано утром за Баженовым пришел сапер. Просил пройти с ним к Днепру. Вызывает майор.
Баженов поехал. У берега стоял катер. Ржавчина была усердно очищена, а все же вид у катера был неважный. Да разве в красоте дело! Мотор работал. Работал мотор у катера, пролежавшего два года в воде! В катере сидел усталый, счастливый Кучеренко, сидел саперный майор и два сапера. Сел и Баженов.
Катер понесся по темным с белыми льдинками волнам Днепра.
— Как птица! — крикнул Кучеренко. Далеко катеру было до птицы, но радость переполняла всех — и Кучеренко, и майора, и Баженова, и саперов, и они нахально поехали по середине Днепра. Прилетели первые гитлеровские мины, а они радовались.
В том же радостном настроении Баженов сел завтракать с обоими помощниками и Олей Малютой, которую он представил, как работницу советского подполья.
Майор Бичкин изо всех сил старался произвести впечатление на Олю. Та была вежлива, но остротам его не смеялась. Баженов тихо беседовал со Свешниковым: приходили представители от населения, просили прислать докладчиков. Ведь два года они были под пятой оккупантов, теперь они хотели послушать правду.
После завтрака Бичкин отвел Баженова в сторону и сообщил, что их троих приглашают на именины три красавицы. Ну, он знает их. Баженов отказался и запретил Бички-ну идти. Майор обиделся, очень обиделся. Как так! Он был начальником штаба полка — и вдруг не имеет права отлучиться? Не с передовой, а из комендатуры, на каких-нибудь два-три часа? И так ночей не спит, работает; ведь он не маленький, чтоб ему запрещать. Выполняет он свои обязанности? И даже весьма толково? Так в чем же дело! Идет же Свешников в народ, вот и он с ним. Ну, на три часа!