Охотники за ФАУ
Шрифт:
Все по очереди прикладывали ухо к сейфам — а вдруг удастся услышать тиканье часового механизма мины замедленного действия? Тиканье слышалось только Баженову, причем во всех сейфах, хоть он и понимал, что в действительности едва ли оно прослушивалось бы через толстые стенки сейфов. Да и не обязательно вовсе, чтобы был применен часовой механизм…
Что же делать? Решили так: вытащить один из маленьких сейфов из банка, отвезти его подальше, навесить ему на замок толовую шашку и взорвать. Допустим, толовая шашка и не вскроет сейфа; но если в нем есть взрывчатка, она детонирует, взорвется, и тогда будет ясно, что подозрения не напрасны.
Прибежал автоматчик и сообщил, что торжественное заседание уже началось. Генерал Соболев недоволен отсутствием коменданта и требует его на сцену, в президиум.
Поручив саперному комбату провести испытание, с сейфом и сейчас же ему доложить, Баженов ушел с Богуном. Сысоев остался в банке.
Докладывать генералу или не докладывать, вот в чем вопрос, — так сформулировал бы Баженов обуревавшие его сомнения.
Баженов не смог проникнуть в переполненный зал театра. До отказа заполнены были не только партер, ложи, бельэтаж, ярусы, но еще и в проходы набилось людей — яблоку упасть негде.
Баженов заблаговременно послал автоматчиков проследить за тем, чтобы проходов не занимали, но они, видимо, сделать ничего не смогли. И теперь вот, пожалуйста: люди сидят в проходах, прямо на полу, стоят у стен в несколько рядов… А если взорвется банк? От театра и фундамента не останется! А если еще и паника?..
Баженов чуть не застонал от мучивших его предчувствий. Он поспешил к служебному входу, за кулисы и на сцену, чтобы доложить генералу.
В президиуме он разглядел начальника политотдела, командира партизанского отряда Льоху и его заместителей; остальные, человек двадцать, были ему незнакомы. Видимо, среди них был и председатель горсовета, и секретари городского и районных комитетов партии, и все прочие
уважаемые люди… Хотел Баженов сообщить о ЧП генералу, но тот как раз выступал. Или прервать и доложить? Ведь судьба и жизнь этих людей, заполнивших зал, зависит от его решения. Прервать или не прерывать?.. А как жадно народ слушает генерала!
В передних рядах партера Баженов видел партизан, женщин, раненых солдат, подростков, девушек. Он узнал штурмана Кучеренко Петра Петровича, благодаря которому удалось поднять катера со дна Днепра; видел Оксану Солодуху и электрика Щербакова Тимофея Кузьмича с сыном… Здесь было тысячи две народу. В зале было светло. Сверкали электрические лампочки. И хоть все сидели одетые, в пальто, в шинелях и ватниках, долгожданный электрический свет казался праздничной иллюминацией, создавал приподнятое настроение. Да и как было людям не радоваться вновь возвращенной им Родине! Это ведь к ним, своим сынам и дочерям, освобожденным от гитлеровской неволи, обращалась сейчас Советская Отчизна со словами, идущими от самого сердца.
Слушал Баженов генерала и не мог прервать его.
Торжественно заверив собрание, что враг никогда больше не ступит на эту многострадальную землю, Соболев набросал светлые черты будущего города, восстановленного из руин и пепла… Уже сегодня, сказал он, патриоты города заняты восстановительными работами, хотя невдалеке еще идут бои. Когда генерал, перечисляя эти работы, упомянул наших славных саперов, которые так много сделали по разминированию, Баженов вздрогнул, вышел за кулисы и послал Богуна узнать — бегом!
Речь генерала прерывали дружные аплодисменты. Богун вернулся и доложил, что сейф достиг первого этажа.
Баженов не выдержал. Он вынул из планшета блокнот, тут же написал очень лаконичное донесение о грозящей опасности, вернулся на сцену и отдал сложенную записку соседу впереди, чтобы передали дальше. Не прерывая речи,
генерал развернул ее, прочел, аккуратно сложил, сунул в карман и, как ни в чем не бывало, продолжал развивать свою мысль.
Баженов усомнился: да понял ли генерал, какая смертельная опасность угрожает сидящим в зале?! Генерал закончил свою речь только через полчаса, призвав коммунистов выполнить свой долг. Потом он вместе со всем залом, поднявшимся в едином порыве, пел «Вставай, проклятьем заклейменный…»
Богун подошел и сказал: сейф будут грузить на машину. Задержка произошла в связи с тем, что в здании банка обнаружили «штуковину», явно недавнего происхождения. Ловили диверсанта — и поймали! Того самого, «бравого солдата»!
— Богун, прошу, очень прошу: возьми его, отведи в комендатуру и не спускай с него глаз. Ведь это он, гад, тогда… в Герасимовке!
— Будет исполнено! — Богун ушел. Майор-политработник сообщил, что сейчас будет показана кинокартина, затем состоится выступление ансамбля песни и пляски.
Генерал вышел и кивком головы позвал за собой Баженова. Тот доложил, как обстоят дела.
— Без паники. Ведь сейфы до сих пор не взорвались? А «штуковину» не «оперируй», а прикажи перенести за квартал отсюда в пустой дом и приставь автоматчика охранять. Если прилетит пикировщик, — а по логике событий он прилетит, — пусть автоматчик спрячется в укрытие по соседству. Если же в том сейфе окажется тол, выведи людей и перенеси собрание в помещение летнего театра в сквере. Только чтобы обошлось без паники; о минировании никому не сообщай. Я должен уехать в штаб, чтобы встретить гостей, прилетающих из Москвы. Прикажи авиаотделу от моего имени организовать перехват пикировщика.
Баженов очень кратко доложил о ЧП с подполковником Овсюговым и спросил, как быть.
— Все наши офицеры — честные и благородные. Если попадается один такой — надо исключить из партии и разжаловать. Перешли все материалы мне.
Генерал уехал.
Баженов говорил с Льохой, когда грохнул взрыв такой силы, что здание вздрогнуло и свет мигнул. Баженову не надо было подтверждения, что это детонировал тол в сейфе. Значит, и другие сейфы с начинкой. А вдруг там мина замедленного действия? Весь зал насторожился…
Баженов быстро поднялся на сцену:
— Товарищи, вы меня знаете, я военный комендант. Мы подорвали мину в сквере, вот и все! Помню, дня два назад некоторые из присутствующих здесь приходили ночью ко мне в комендатуру: нет ли опасности, ведь все ближе и сильнее стреляет артиллерия в западной стороне. Я говорю: «Бой идет далеко, слышимость сильная, а опасности нет». А в ответ слышу: «Они так и в сорок первом говорили». И что же? Я оказался прав. Близкого грохота пушек уже не слышно. Вот и сейчас я утверждаю: опасности никакой нет, но так как киноаппарат испортился, да и электропроводка не совсем в порядке, то кино пока отменяется. Прошу сейчас же всех перейти в летний театр.