Охотники за голосами
Шрифт:
Кузнечко с удовольствием отметил про себя, что лидер оппозиции точно растерялся, понимая, в отличие от присутствующих, и кто такой Семен Семенович, и про селектор. Помощники разинули рты. Они не знали, что делать, смотрели поочередно то на Кузнечко, то на своего начальника. Кузнечко милосердно протянул руку помощи коллеге:
– Но вообще, как вы знаете, о вас очень высокого мнения в Москве, очень, вы – надежда партии, и люди вас ценят, прежде всего – за вашу честность и открытость, что является залогом успеха в борьбе с этой насквозь коррумпированной машиной власти. Я подожду вас на выходе, извините, ради бога, что перебил, продолжайте, пожалуйста…
Кузнечко встал, медленно, в тишине цокая каблуками своих модных туфель, прошел между замершими помощниками и вышел на крыльцо
– Есть у меня и тридцать свободных депутатских душ, и даже больше, и вы, конечно, правы, что губернатор поможет мне все подписи собрать, и деньги мне, вернее, партии на кампанию, конечно, понадобятся. Но зачем мне помогать конкуренту? Вы оторвете мои голоса на выборах и вместо, например, второго места у меня будет какое-нибудь третье. Вы же понимаете, насколько это важно для работы в следующие пять лет? А если в ходе кампании у меня появятся шансы победить? Вы меня можете лишить как раз недостающих голосов, лишить шанса на второй тур! Опять же цена вопроса, вы ж понимаете, что это оч-ч-чень серьезно… – деликатно забросил удочку на предмет поторговаться Валентин Петрович.
– Ваши голоса я не съем точно, кто я такой здесь у вас? Я же здравомыслящий человек, поэтому моя задача – суметь выдвинуться, обратить на себя внимание и договориться по другим совершенно вопросам, откровенно говоря, обратить на себя внимание Москвы. Сами подумайте, зачем московскому политконсультанту ваша убогая провинция, да еще отвечать за все это хозяйство! Нет, нет. Ну а про цену вопроса вы не переживайте.
Кузнечко легким движением руки, предварительно окинув взглядом вокруг, расстегнул и откинул крышку своего заветного портфельчика, лежащего у него на коленях. Валентин Петрович замер. И сам резко захлопнул портфель, навалившись на Кузнечко.
– Что вы себе позволяете! Мы же не в Москве! Застегните его, чтобы я был спокоен, – затем, оглядевшись, отдышавшись, Петр Валетнинович продолжил: – Значит так, давайте договоримся, я согласен, но расписку пишу не я вам, а вы мне! У меня в машине есть список моих депутатов, я их всех знаю лично. Я выбираю вам тридцать мандатов, обвожу их ручкой. Вы с завтрашнего дня едете и берете с них подписи за свое выдвижение. А вы мне прямо сейчас пишите расписку, что обязуетесь как сторонник нашей партии с моей регистрацией в качестве кандидата перевести в Фонд моей поддержки – вот эту сумму.
Валентин Петрович достал авторучку и на своей ладони написал цифру, поглядел на реакцию Кузнечко, нарисовал плюсик и еще одну цифру – типа на телефон и бензин по подготовке депутатов. Затем плюнул на ладошку и быстро стер чернила.
– И имейте в виду, если вы мне не переведете то, о чем договорились, куда и как я вам скажу сразу же, то вдруг окажется, что все мои, то есть уже ваши депутаты ранее, до вас, дали подписи другому кандидату, а значит, ваши подписи окажутся недействительными, – уверенно и уже с чувством легкого превосходства сказал оппозиционер. – Договорились? Пойдемте в мою машину за списком…
– Договорились! – весело, почти смеясь, ответил Кузнечко. – С вами приятно иметь дело. Только, Петр Валентинович, если вдруг ваш стратегический депутатский резерв по независящим от меня обстоятельствам потребуется вам самому по тем или иным причинам, то ваша сегодняшняя неловкость покажется вам детским садом, а все вот это, – Кузнечко похлопал по портфелю, – пойдет на то, чтобы вы стали даже не вторым, а последним номером на выборах и вылетели из своего партийного кресла по единогласному решению ваших московских старших товарищей. И, кстати, еще пять душ добавьте в наш с вами список, так сказать, за тот плюсик, что вы пририсовали на своей ладошке к первоначальной цифре…
Просмотрев личный «Сайт умных горожан» местного депутата Клюки под названием «Паракарочка-Авеню», в разделе «Криминал» Турист вдруг наткнулся на свежайшую, но очень короткую и неприметную в череде новостей об угнанных велосипедах, кражах на колхозном рынке и ДТП такую новость: «Группа подонков вчера поздно вечером в переулке Курбского побила прохожего, возвращавшегося домой. Прохожий оказался депутатом В.С. Клюкой. Криминальный корреспондент Вихрев».
Турист быстро оделся и отправился встречаться по самому срочному из заданий Кузнечко. Всю дорогу до домика Витьки Клюки, адрес которого он нашел на сайте городской думы Паракорочки (Переулок Курбского, 6), Турист крутил в голове мысль о «дружине Кузнечко» и о ночном разговоре с Павлом, или не разговоре, а о сонном видении на почве стресса и голода. Окунувшись в такие привычные, без всякой чертовщины и мистики предвыборные хлопоты, он уже начал сомневаться в реальности вчерашней ночи и периодически представлял, где и как в ночном бреду в Михайловском замке он умудрился стырить или все-таки найти такой симпатичный перстенек.
По «дружине» у него вырисовывался только вполне актуальный общественный проект, который Кузнечко решил обкатать на себе в регионе, а затем предложить какому-нибудь клиенту развернуть на всю страну или часть страны. «А что! – рассуждал Ежихин. – Никому нельзя доверять, все всем не доверяют, одна и та же тусовка в каждой губернии бегает двадцать лет из партии в партию, из должности в должность, из редакции в редакцию, а тут свежие силы, общественники – дружинники, то есть сильные и лично преданные. Чем не опора? И так патриотично – наша провинциальная дружина. М-да… но бред это все, где ж таких преданных дружинников найти? Перекупят через полгода или сами лидера сковырнут. Модно, но не понятно. И потом Павел сказал, что после него все вниз покатилось, туда, от чего ушли. А от чего ушли? Дружина в древности. Значит, обратно к дружине и князьям все и покатилось! Феодальные войны? Неоязычество? Племена? Нет, это мысль опасная и лучше ее не думать…
В домике жил вечный паракорский оппозиционер и личный враг главы города Виктор Клюка. Вот он, посмотрите, медленно, с гримасой боли, на раскоряку, почти не сгибая ног в коленях, спускается с кривого крылечка и идет отомкнуть калитку перед улыбающейся физиономией Ежихина. Несмотря на разочарование народной массы в либералах, на свой собственный мандат городского депутата, Клюка всегда набирал голосов.
Его секрет был связан, скорее всего, с тем, что с самых советских времен он числился знатным краеведом, хорошо знал все местные достопримечательности и очень искусно выдавал себя прежде всего не за политика, а за хранителя местной старины и паракорской идентичности в целом. То есть это был такой местный персонаж, без которого Паракорочка наверняка утратила бы важную черту собственного идейного своеобразия и неповторимости. Всем в городе был известен этот человек: с редкими длинными волосами, в старых квадратных очках в толстой пластмассовой оправе, из-за которых его глаза казались маленькими и хитрыми, с острым красным носом и тонкими, как будто обиженно поджатыми губами.
Однако главным и тайным мотором жизни Клюки была ненависть ко всему, что связано с властью. Все его краеведение в конечном итоге демонизировало власть того или иного исторического периода, все его статьи о страдающем под пятой азиатчины народе всегда заканчивались логическим и едва скрываемым презрением к самому же этому народу. Он искренне и сначала тайно ненавидел советскую власть, язвительно ненавидел власть Ельцинских демократов за то, что они, по его разумению, были сплошь липовыми перевертышами из КПСС, ненавидел власть путинскую, потом медведевскую, потом снова путинскую. Он был провинциальным англоманом и искренне сожалел, что в истории родного города не промелькнуло ни одного британца. Зато еще во времена Перестройки на страницах местной газеты он убедительно доказал, что сам Курбский, по его мнению, наипервейший диссидент и демократ России, бежал от тирана Ивана Грозного как раз через Паракорочку и скакал на лихом коне, между прочим, именно что по его родному переулку. Благодаря перестройке и активности депутата (тогда еще Горсовета) Клюки – Совпартшкольный переулок был переименован в честь первого диссидента Курбского.