Охотники за Костями
Шрифт:
— Ты уверен?
— Да. На достаточном основании. Ты освободилась… почему?
— Свобода нуждается в оправдании? — Она стряхнула пыль и паутину с истощенного тела и поглядела на запад. — Один из моих ритуалов расшатан. Нужно восстановление.
Паран подумал над этими словами. — Ритуал связывания? Кто-то или что-то заточено в тюрьму и ищет свободы, как и ты?
Сравнение ей не понравилось: — В отличие от них, я не желаю завоевать мир.
"Ох". — Я Ганоэс Паран.
— Ганат. Ты выглядишь жалко, как недокормленный Имасс. Будешь мне мешать?
Он покачал головой: — Ганат, я просто проходил
Она резко повернулась и вгляделась в восточный горизонт.
— Что там? Т'лан Имассы?
— Не уверена. Может быть… ничего. Скажи, на юге море?
— А оно там было, когда ты сидела в… могиле?
— Да.
Паран улыбнулся: — Ганат, на юге действительно море, и к нему я направляюсь.
— Тогда я с тобой. Зачем ты туда едешь?
— Поговорить кое с кем. А ты? Я думал, ты спешишь восстановить ритуал?
— Да. Но есть потребность еще более неотложная.
— И это…
— Потребность в купании.
Слишком обожравшиеся для полета стервятники с криками поскакали по сторонам, забили уродливыми крыльями, открывая взору остатки пиршества на человечьих трупах. Апсалар пошла медленнее, не уверенная, что ей хочется продолжать движение по главной улице; но ведь карканье и клекот сытых птиц звучали и с других улиц, заставляя подумать, что ничего иного здесь не обнаружишь.
Жители деревни умерли в страданиях — чума немилосердна, она делает путь к вратам Худа долгим и извилистым. Раздутые железы медленно сдавливают горло, делая невозможным вначале глотание твердой пищи, а затем само дыхание превращая в хрип агонии. В кишках и желудке скапливаются газы. Вскоре, не находя выхода, они взрывают стенку желудка и позволяют кислоте переварить внутренности. А до этого — лихорадка столь сильная, что вскипают мозги, почти сводя человека с ума — из этого состояния нет спасения, даже если сама болезнь прекращается. Из глаз течет слизь, из ушей кровь, суставы заполняются жидкостью — вот она, Госпожа Чума, во всем своем мерзком великолепии.
Сопровождавшие Апсалар скелеты — рептилии давно разбежались по сторонам, занявшись распугиванием стервятников и глотанием мух. Мух тут были целые рои. Сейчас они мчались к ней, беззаботно прыгая по вздувшимся телам.
— Неапсалар! Ты слишком медлительна!
— Нет, Телораст, — крикнула Кодл, — недостаточно медлительна!
— Да, недостаточно медлительна! Нам тут нравится — мы хотим поиграть!
Апсалар пошла вниз по улице, ведя лошадку в поводу. На площадь — вероятно, в последней жалкой попытке сбежать — сползлись дюжины жителей деревни. Они умерли, царапая и кусая друг дружку. — Можете оставаться здесь сколько пожелаете, — сказала она двум тварям.
— Не можем, — отвечала Телораст. — Мы же твоя охрана. Твои бессонные, вечно бдительные часовые. Мы станем за тебя, какой бы больной и гнилой ты не была.
— А потом выковыряем глаза!
— Кодл! Не говори так!
— Ну, подождем, пока она не уснет. От жара.
— Точно. Тогда она сама нас попросит.
— Знаю, но мы миновали две деревни, а она не заболела. Не понимаю. Все смертные умерли или умирают. Что сделало ее такой особенной?
— Она избрана узурпаторами Тени — вот почему мы идем за ней, словно собачки. Придется ждать, пока не выпадет случай выковырять глаза.
Апсалар
Что-то произошло далеко на северо-западе. Нет, она может сказать точнее. В И'Гатане. Была битва… и свершено ужасное преступление. Жажда И'Гатана к малазанской крови вошла в легенды; Апсалар боялась, что город еще раз дополна хлебнул ее.
Во всех странах имеются места, видящие битву за битвой — бесконечное шествие жестокостей. Зачастую такие места совсем плохо защищены и имеют малое стратегическое значение; но как будто сами камни и почва смеются над потугами завоевателей достаточно глупых, чтобы предъявить на них претензии! Это были мысли Котиллиона. Он не боялся видеть тщетность человеческих усилий и удовольствие, с которым мир срывает "грандиозные" планы человека.
Она миновала последние пожарища и обрадовалась пропаже тяжелой вони. К гниющим телам она уже притерпелась, но здесь царил некий иной запашок, предупреждением въевшийся в легкие. Темнело. Апсалар вскочила в седло и натянула уздечку.
Можно использовать садок Тени, хотя уже поздно — в И'Гатане все кончилось. Но, по меньшей мере, она сможет поглядеть на оставленные трагедией раны и подобрать выживших. Если таковые остались.
— Она думает о смерти, — сказала Телораст. — И она очень зла.
— На нас?
— Да. Нет. Да. Нет.
— О, открывает садок! Тень! Безжизненный путь по безжизненным холмам. Мы умрем от скуки. Скорее! Не оставляй нас!
Они вылезли из ямы, чтобы оказаться в ожидающем их пиршественном зале. Длинный стол, четыре антанских стула с высокими спинками, в центре стола канделябр с четырьмя толстыми восковыми свечами — их золотые огоньки мерцали, отражаясь в серебряных блюдах с малазанскими деликатесами. Запеченная в глине маслянистая рыба сантос с отмелей Картула, с маслом и пряностями; ломтики маринованной оленины с миндальной подливой в стиле северного Д" Аворе; сетийские куропатки, фаршированные бычьей ягодой и шалфеем; дальхонезские жареные змеи и тушеные тыквы; овощное ассорти и четыре бутылки вина — белое малазское из имений Паранов, теплое рисовое Итко Кана, темно-красное из Гриза и славящийся оранжевым оттенком белак с напанских островов.
Калам изумленно уставился на манящее видение, а Буян с бурчанием подошел к столу, стуча сапогами по пыльному полу, и уселся в кресло, сразу потянувшись за гризианским красным.
— Чудно, — сказал, отряхиваясь, Быстрый Бен. — Вот это мило. Как думаете, для кого четвертое кресло?
Калам глянул вверх, на громаду небесной крепости. — Я стараюсь об этом не думать.
Буян захлюпал губами, впившись в оленину.
— Ты подозреваешь, — продолжил усевшийся Бен, — что выбор блюд таит некий смысл? — Он взял алебастровый кубок и налил себе вина Паранов. — Или же хозяин просто хочет утереть нам носы щедростью?