Охотники за мраком

Михайлов Сергей Юрьевич

Воин умолк. Потянулись долгие минуты молчания. Вызов был брошен — теперь Мрак должен принять его.

Тьма становилась плотной и вязкой, почти осязаемой. Тиски ужаса медленно сковывали отважные сердца Охотников.

Крамер неслышно скользнул к зашторенному окну. Теперь он вновь стоял к ним спиной.

В сгущающейся тьме разнесся ледяной, лишенный эмоций голос того, кто некогда был их шефом.

— Блестящая речь, облачник, хотя лжи и клеветы в ней куда больше, чем истины. Кое в чем ты прав: пути назад у меня действительно нет, но даже если бы он и был, я бы ни за что не отрекся от намеченной цели. Не приемлю я и компромиссов: моя власть должна быть полной, абсолютной, безраздельной; либо я имею все, либо я не существую. Таков мой закон. Я избираю первое. Остальное в твоих словах — все ложь. Неизбежная смерть, ожидающая меня впереди? Ложь, облачник. Мертвый безжизненный Космос, которым мне суждено править? Откровенная клевета, человек. Ты забыл

об одной истине: Вселенная не имеет ни предела, ни меры. Покончив с земным человечеством, я сумею найти питательную среду (твои слова, облачник!) в иной Галактике, если потребуется — в ином измерении. Я никогда не достигну насыщения, а мир никогда не исчерпает себя полностью — как может иссякнуть то, что не имеет границ? Моя власть будет возрастать вечно — вечно буду существовать и я. Таков мой второй закон. Теперь ты знаешь, в чем моя сила — в вечности и бессмертии. Чтобы выжить, мне не нужны колонии отупевших и свихнувшихся от страха тварей, не способных даже на то, чтобы открыто ненавидеть. Я не питаюсь страхом и отчаянием, этими продуктами низшего качества — мне нужна только ненависть. Ненависть, готовая испепелять, уничтожать, обращать во прах. Покоренному рабу неведома такая страсть, лишь не сломленный еще враг способен на подобное чувство. Означает ли это, что я буду оставлять за собой мертвую пустыню? Нет, облачник, мне не нужна власть над мертвецами. Уничтожая целые галактики, лишая расы и народы их будущего, разрушая древние цивилизации и высокие культуры, я буду сохранять разрозненные кучки трусливых трясущихся тварей, тот самый минимум, о котором ты так кстати упомянул в своей речи, облачник. Но совсем не затем, чтобы питаться их душами — что можно взять с пресмыкающегося раба? — а единственно ради того, чтобы власть моя над миром обрела истинный смысл. И еще в одном ты прав, облачник, власть не может существовать в пустоте, ей нужен человеческий материал, покорные и безропотные особи, которых (а почему бы и нет?) можно искусственно разводить в специализированных питомниках и космических резервациях. Я смогу упиваться властью и могуществом, каких не ведало еще ни одно божество. Я стану Богом — Богом Зла. Не тем двуличным, бессильным вымышленным богом, которому вы, люди, поклоняетесь уже не первую тысячу лет, а истинным, реально сущим, всесильным, всеведущим, всеединым Богом, Богом Силы, Зла и Мрака. Три ипостаси в одном лице — чем не ваша Святая Троица? Ты говоришь о тех единицах, которые возомнят себя богами и посмеют восстать против меня? Вряд ли твое пророчество сбудется, облачник, но даже если это и произойдет, я сумею усмирить горстку возроптавших безумцев и строго покарать ослушников и бунтарей. Он был далеко не глуп, этот ваш библейский бог, давший Земле десять своих заповедей. Я дам вам только одну — ту, что в вашем Писании по праву стоит первой. Покорись богу своему — гласит она. Непокорных ждет кара, вечный ад без права на реабилитацию. Фанатичным адептам обещан рай. Верный способ внести разлад в человеческое стадо, посеять семена смуты и раздора в душах людей, поделить мир на черное и белое, грешников и праведников. Я принимаю эту заповедь как дар побежденного бога Богу-победителю. Отныне я объявляю ее своею, только ее одну, остальные девять пусть люди делят между собой так, как подскажет им их мелочный и ничтожный разум. Мне они не нужны. Покорность Богу — вот мой третий закон. Вы нарушили его. Вы будете уничтожены, люди. Мне не нужна крамола в Цитадели. Но смерть вы примете не от меня — я редко убиваю живую материю. К чему мне эта суета? Люди сами прекрасно справляются с проблемой смерти, за многие тысячи лет они неплохо овладели искусством убийства. Уж мне ли не знать этого! А я тем временем получу удовольствие вдвойне: от мучений жертвы и угрызений совести палача. Разве палач не страдает? Едва ли меньше, чем осужденный на смерть. Я буду упиваться потоками черноты, которую в момент свершения моего правосудия выплеснут оба — и жертва, и палач. О, это высшее наслаждение — пить Зло в его первозданном виде! Вот почему я редко убиваю — зачем лишать себя лишней души, впавшей в неискупимый грех? Пусть люди сами карают ближних своих — моим именем и моею властью. У богов иные заботы.

Крамер медленно повернулся лицом к Охотникам. Черные стекла очков зловеще блеснули в тусклом, призрачно-холодном свете настольного светильника.

— И мне, мне, облачник, ты говоришь о смирении! — насмешливо продолжал Верховный Стратег. — Мне — величайшему и могущественнейшему из богов, которых когда-либо знал мир!

— Твое могущество лишь в одном: в неограниченной возможности убивать, — возразил Одинокий Воин. — Больше ты ни на что не способен, Мрак.

— Хватит, — резко перебил его Крамер. — Довольно болтовни. Пора кончать эту комедию, люди. Сейчас я вызову охрану, и мы простимся с вами навеки. Завтра на рассвете вы умрете.

— Как и Совет Стратегов, расстрелянный тобой неделю назад?

— Именно, облачник. Только вас покарает не Чарльз Крамер, правитель Земли, а Всеединый Мозг, властитель

Тьмы, Бог Зла и Мрака. Завтра, с казнью пятерых бунтовщиков, я открыто провозглашу мое Царство.

— Люди не станут служить тебе, Мрак.

— Станут, человек. У меня уже есть штатные палачи, продавшие душу дьяволу. Вряд ли они изменят мне, когда узнают, что под маской дьявола скрывается божество, именуемое Мраком. Вам еще предстоит познакомиться с ними, Охотники за тенями. Аудиенция окончена, господа. Предаю вас в руки ваших соплеменников.

Черной тенью Крамер шагнул к письменному столу и положил руку на телефонную трубку.

Крис Стюарт услышал, как из горла стоявшего рядом Коротышки Марка вырвался короткий смешок — и вдруг кабинет Крамера взорвался мощным хохотом. Так хохотать мог только Марк. «У бедняги сдали нервы!» — с ужасом подумал капитан, и тут же почувствовал крепкое пожатие руки боксера. «Все о'кей, командир», — ясно говорило это теплое дружеское прикосновение.

Крамер резко обернулся. Рука с телефонной трубкой замерла на полпути.

— Что это значит, землянин? — сухо спросил он.

Марк едва справился с одолевавшим его смехом.

— Простите, сэр, но в здании не работает ни один телефон. Вам, как Богу, претендующему на всезнание и всеведение, не знать этого просто… э… неприлично. Да и вообще, Бог с телефонной трубкой в руке — это, согласитесь, нонсенс.

Его снова разобрал хохот. Джералд Волк и Герцог тут же поддержали друга. Весело заблестели глаза и у Стюарта. Даже Одинокий Воин позволил себе слегка улыбнуться.

Неожиданным смехом и коротким, но метким замечанием Марк, сам того не подозревая, поверг амбиции высокомерного Крамера в прах, развеял по ветру, словно пепел, смешал с пылью и грязью.

Зловещие тени, заполнившие было кабинет, отступили, шарахнулись по темным углам. Стало светлее. Смех делал свое дело.

Был в этом эпизоде с телефоном еще один важный момент, не ускользнувший от внимания людей. Раз Крамер не знал о диверсии на телефонном узле, значит, не знает он и о готовящейся акции на радиостанции. Берта Джервиса и Кнута Ларсена для него сейчас не существовало. Не существовало и безмолвного звездолета облачников с Флойдом О'Дарром на борту, зависшего в каких-нибудь трехстах ярдах над его головой.

Крис Стюарт перехватил взгляд Одинокого Воина. Тот слегка кивнул. Без сомнения, мысли Охотников текли в одном направлении.

Крамер стоял с перекошенным от ненависти лицом. Телефонная трубка так и застыла в его руке.

— Прекратите этот дурацкий смех, — прошипел он, швыряя ее на пол. — Слабоумные, тупые, трусливые безумцы!

Одинокий Воин поднял руку. Смех тотчас же прекратился. Голос облачника зазвучал ровно, спокойно.

— Землянин прав: ты слишком ничтожен для Бога, разум твой мелочен и примитивен. Человек для тебя — лишь скопище низменных инстинктов, не более того. Но знай: человек сильнее тебя, ибо в сердце его живут Добро, Любовь, Красота и Справедливость. Зло никогда не станет объектом поклонения и веры, запомни это, Мрак. Ты можешь ослепить его страхом, тьмой, кровью, уничтожить, растоптать, растереть между пальцами, но заставить поверить в благость ада — никогда. Твоя религия обречена на неприятие, ибо порочна в самой основе своей. Ты слеп, Мрак, слеп и мертв. Уже мертв. Оставь этот мир и исчезни.

Крамер уже овладел собой.

— Бессмысленная трата времени, облачник, — надменно проговорил он. — Довольно. Вы мне надоели, люди. На этот раз я изменю своим принципам и покончу с вами сам. Немедленно, не дожидаясь рассвета.

Охотники подобрались, готовые вступить в последнюю схватку. Плечом к плечу, четверо землян стояли вдоль стены с парализаторами и лазерными пистолетами в руках. Облачник выдвинулся на два шага вперед и являл собой главную ударную силу Охотников. Это понимали и сами Охотники, и Крамер.

— Итак, начнем? — Кошачьей походкой Крамер скользнул к окну и отдернул штору. Под самым подоконником стояла массивная, литров на семьдесят, бутыль с черной жидкостью. В руке у Крамера появилась тонкая металлическая трость.

— Мои приготовления вызывают у вас недоумение, господа, не так ли? — насмешливо произнес он, слегка постучав тростью по бутыли. Стекло отозвалось глухим дребезжащим звоном; бутыль была заполнена под завязку. — Сейчас оно рассеется.

Он размахнулся и резко ударил тростью по стеклу. Стекло брызнуло в стороны, бутыль разлетелась, словно взорванная изнутри, и на пол медленно потекла густая вязкая жидкость. В нос Охотникам шибануло вонью разлагающейся плоти.

— Протоплазма, — процедил сквозь зубы Марк. — Кажется, я начинаю понимать…

Из-под высокого, тонущего во тьме свода вниз бесшумно метнулось что-то черное, зловещее, бесформенное.

— Мрак! — отшатнулся Джералд.

Сгусток Мрака ринулся к протоплазменной луже и в одно мгновение слился с нею. Протоплазма плаксиво всхлипнула и потянулась вверх черными вздрагивающими метастазами. Синтез начался.

Стюарт уже знал, что произойдет следом. И когда это произошло, он понял, что не ошибся,