Охотники за облаками
Шрифт:
Однажды она ушла, и довольно внезапно. Вышла замуж за колонизатора, и они уехали на совместно купленный крошечный пустынный островок, чтобы жить там, туго затянув пояса. Таких островов тысячи – их можно выкупить за бесценок, но жизнь на них не сахар. Зато там никто не пялится на ее шрамы. Иногда единственный шанс влиться в общество – это или быть с такими же, как ты сам, или удалиться от всех, как отшельники.
Шрамы на лицах охотников так и приковывают к себе взгляд, несмотря на все твои попытки вести себя порядочно и не глазеть. Это грубо, конечно, но иногда ты просто не можешь не смотреть
Думаю, у большинства людей есть место, которое они зовут своим. Но всегда есть те, у кого нет такого места, нет ничего – и охотники за облаками в их числе. У них есть их корабли, но если говорить об обыкновенной земле, о почве под ногами – нет такого места, которое они могли бы назвать своим домом. Их домом было только небо. Но что такое небо? Пустота, воздух. Так кто может им обладать? Небо не принадлежит никому. Даже наоборот. Мы его жители, и небо – это наше царство.
20. Бесплатный обед
Как-то раз, примерно недели за три до конца четверти, с неба пошел дождь из небесной рыбы.
Мимо нас проходил огромный косяк в сопровождении вездесущих хищников и падальщиков: небесных акул и иже с ними. Рыбы, мертвые и обессилевшие от изнеможения, валились с неба день напролет.
Достаточно было протянуть ладонь, и тебе в руку падала рыбина. А то можно было оставить во дворе пустую кастрюлю, и к твоему возвращению она была уже полной. Некоторые рыбины попадали даже в открытые люки на крышах, врезались в солнечные панели, падали в бочки с водой и там тонули.
«Нашествия» небесной рыбы время от времени случались. И не каждый раз это была съедобная рыба. Бывало, рыба оказывалась чем-то заражена или находилась в полете несколько дней кряду и падала уже отощавшей и костлявой.
Всю мертвую рыбу следовало собрать и уничтожить до того, как она начинала гнить. После школы я отправился в сад помочь с уборкой. Рыбины были холодными и скользкими. Их глазки смотрели безжизненно, а крылья были сложены.
Если раскрыть их, они напоминали продолговатые плавники, прозрачные и переливающиеся всеми цветами радуги. Жаль, что столько летучей рыбы умерло, но избавляться от них было необходимо, иначе запах разложения стоял бы невыносимый. Ничто не может источать приятный запах, если оно мертво уже не первый день.
Однажды я был в саду, и мне почудилось, что небо кровоточит. Я гонял мяч, и мне на руку упала капля. Я посмотрел вверх, но на небе не было ни облачка.
Я перевел взгляд обратно на каплю и увидел, что она красная. Вокруг меня продолжало капать. Прикрыв глаза ладонью, я посмотрел наверх. Высоко-высоко прямо надо мной я разглядел
Утром в саду лежало тело одной из них. Мама позвонила в совет, и оттуда приехали забрать акулу.
Рассказывают басни о том, как голодные небесные акулы хватают детей прямо с улиц, срывают их с велосипедов и выдирают из колясок. Но эти случаи всегда происходят с родственниками друзей чьих-нибудь приятелей и никогда с лично знакомыми мне людьми. Это просто детские страшилки.
На протяжении следующих недель я продолжал разворачивать на два фронта свою кампанию, роняя толстые и недвусмысленные намеки так, чтобы пройти мимо них не получалось при всем желании.
Я продолжал выпытывать у Дженин, каковы ее планы на каникулы, хотя мне было прекрасно известно, что все они – Дженин, Карла и Каниш – намерены везти воду на Острова Инакомыслия.
Я заметил, что в таком долгом плавании может пригодиться лишняя пара рук, и что я лично знаю такую пару, которая обойдется им совершенно бесплатно.
Дженин никогда не говорила ничего, что могло бы меня обнадежить, она лишь улыбалась, потому что, конечно, насквозь видела все мои ухищрения. Но я надеялся, что она все же передаст мои слова матери.
Дома я тем временем усердно проталкивал часть плана. Постоянно повторял, что «хочу чего-то нового в этом году». Жаловался, что как бы хорош ни был семейный отдых, человеку «моего возраста» нечем заняться на круизном лайнере, под завязку набитом «детворой и пенсионерами».
Я был мягок, как наждак. Мама на уговоры не поддавалась, но папа проявлял сочувствие: «Ну, если ему это не в радость…» и «Если он хочет побыть со сверстниками…»
Наступил день, когда у меня появилась возможность прийти домой и заявить, что «на каникулы меня пригласили в поездку на пару недель». Что, разумеется, было наглой ложью. Никто меня никуда не приглашал, но я соскреб в кучку остатки своей смелости и сам наконец попросился в плавание.
Дженин и ее мать решили, что мне можно отправиться с ними, что по сути значило: они готовы какое-то время меня терпеть. Вряд ли Каниш был того же мнения. Но он был в меньшинстве. И слава богу.
В конце концов родителям пришлось меня отпустить. Наш пункт назначения – Острова Инакомыслия – волновал моего отца не так сильно, как маршрут, который мы выберем. Он поговорил с мамой Дженин, и та успокоила его, сказав, что мы будем всячески избегать проблем и обходить неприятности за версту.
Таковы, во всяком случае, были их намерения. Но намерения по природе своей такая штука, что даже самые благие из них могут стать булыжниками, которыми вымостят дорогу в ад – и другие места, не менее жаркие и недружелюбные.
Я был рад, но встревожен. Так часто, когда получаешь то, о чем долго мечтал, ты начинаешь задаваться вопросом: а правда ли оно тебе нужно? Упорство, бесспорно, хорошее качество. Однако может оказаться, что ты добиваешься своего из вроде бы принципа, а добившись, обнаружишь, что двигали тобой не только принципы, но и удовольствие от самой борьбы.