Охотники за пришельцами
Шрифт:
Так с кем же об этом всём поговорить? Размышляя, Шашлык остановился.
Тут на него налетели и чуть не выбили из руки хлеб. Это были шестиклашки, они неслись на большой перемене в кондитерский отдел магазина. Шашлык пнул кого-то в толстенький задик и, пнув, узнал в обернувшемся Балашова, соседа по улице, такого умного, что, по слухам, уже сейчас учится на ученого.
Шашлык дождался умника у школьного забора. В руке того был изрядный кусок нежного и сладкого рулета. Беляш был схвачен крепкой Шашлыковой рукой.
— Пусти! — забился он, как рыба, пойманная на крючок. — Пусти, чего ты!
— Слушай сюда, — остановил трепыхание вчерашний враг, а ныне защитник телефонов. — Есть к тебе ученый вопрос.
Никита притих и проверил, целы ли пуговицы на рубашке. После этого он поднял глаза на Шашлыка. Ничего хорошего в его лице он не увидел.
— Какой вопрос?
— Ты, говорят, на ученого учишься?
— Я член детского научного общества, — неприязненно ответил Никита. — А на ученых учатся, как ты говоришь, в аспирантуре.
— Ну все равно рубишь, — решил Шашлык. — У меня такое случилось, что хоть академиков зови.
— Что же? — нисколечко не поверил в такое Никита. Он покрутил головой, а глаза его еще больше похолодели и сузились, как всегда, когда он разговаривал с дилетантом, а то, что Шашлык дилетант почти во всем, он не сомневался.
— Пойдем в сторонку, покурим, я тебе всё расскажу.
— Я не курю, — так же неприязненно ответил Никита.
Они присели на каменное основание школьного забора, Шашлык закурил и, смущаясь и запинаясь, рассказал про свое первое знакомство с Белым, про тот престранный разговор с Сенчиком, когда в руке у него, Шашлыка, была телефонная трубка, а Сенчик шел с пустыми руками в аптеку. И еще рассказал про нынешний ночной эпизод: тот же чудной Белы оказался в нужное время в их доме. Что-то тут не то и не так, как должно быть…
Он думал, что отличник его осмеет, — и было за что! — но Никита выслушал его невероятный рассказ спокойно (несмотря на то, что внутри у него бушевало пламя, как в паровозной топке). Выслушал и сказал невозмутимо:
— Интересно… Интересно… А больше ты ничего необычного не видел?
Шашлык помотал головой. Никита потер переносицу и поднял на него ясные — уже без холода — глаза.
— Ну и что ты сам обо всем этом думаешь? — Вопрос был задан на тот случай, не думает ли Шашлык так же, как они с Шахом.
— Фокусы, — неуверенно ответил враг скамеек. — Или этот Белый — экстрасенс.
— Вполне возможно, — быстро согласился Никита, думая о своем. — Хорошо, что ты рассказал нам об этом.
— Кому это нам?
Никита понял, что чуточку проговорился.
— Я сказал "нам"? Ну, я имел в виду наше общество. Я ведь расскажу там об этом феномене.
— О чем, о чем?
— О том, что ты назвал фокусом экстрасенса. Так твой Белый часто бывает в лесопарке?
— Бывает, — закивал Шашлык. — Ходит, смотрит…
Никите не терпелось поделиться с Даней.
— Ладно, Коля, — откуда-то он знал настоящее Шашлыково имя, — спасибо за информацию.
— Пока, — Шашлык протянул Никите руку. — Если что еще узнаю, скажу.
Никита понесся в школу, на бегу откусывая от куска рулета. Перемена давно закончилась, он влетел в класс запыхавшись.
— В чем дело, Балашов? — спросила Раиса Ивановна. — Уже и ты начинаешь опаздывать?
Беляш смахнул крошки рулета с губ.
— Я домой бегал, — соврал он, разыскивая глазами Даню. — Бабушке надо было лекарство купить и отнести.
Он сел на место и оглянулся. Как ему не хватало сейчас Шаховой телепатии! Он бы передал ему, что след пришельцев вновь отыскан!
Голубь
Это был один из тех моментов, когда не успеваешь даже крикнуть. На краю тротуара у продовольственного магазина стояла мама с малышом лет, наверно, трех. Она разговаривала с другой женщиной и держала сына за руку. А тому хотелось от материной руки освободиться. Он дергался, дергался и наконец мама, увлеченная разговором, отпустила его. Малыш огляделся, увидел что-то на другой стороне улицы и стремглав понесся туда. Он побежал неожиданно для мамы и неожиданно для машины, разогнавшейся по пустой мостовой. Несчастья было не миновать. Все, кто видел это, замерли, и даже крик ни у кого не успел вырваться.
И тут случилось вот что. Навстречу малышу с ветки дерева у дороги пулей кинулся голубь. За один шаг, за долю секунды до столкновения с машиной, он налетел на мальчугана, ударил его собой в лицо — тот остановился, успев сбросить с себя голубя. Машина пронеслась в полуметре от малыша, сшибла птицу и отбросила ее, то ли оглушенную, то ли мертвую на асфальт.
Крик матери раздался одновременно с визгом тормозов.
К месту происшествия бежала вся улица. Мать схватила малыша на руки, унесла к магазину, где прижимала к груди, целовала, ругала, шлепала, обливала слезами, осыпала поцелуями и снова шлепала. Вокруг матери с чудом спасшимся сыном шумела толпа — радовалась, обменивалась впечатлениями, охала, ахала, грозила кулаками, сумками и палками шоферу, а тот, бледный, как мука, стоял возле машины и не был даже в состоянии найти трясущейся рукой карман в брюках, чтобы достать зажигалку и закурить.
Голубь бился на тротуаре, вертясь на одном месте, и Кит с Шахом, видевшие всё с начала до конца, подошли к нему.
При их приближении голубь поднялся на лапки, попятился, попытался взмахнуть крыльями, но только поднял пыль, а улететь не смог. Оглушенный или раненный ударом машины, он ходил по кругу — хромая и волоча одно крыло.
И вдруг ребята услышали, что голубь говорит! Говорит на человеческом языке!
— Мне кажется опасной точка зрения, — говорила раненая птица, не шевеля раскрытым клювом, — которая в последнее время активно внедряется в общественное сознание: новые чиновники ничуть не лучше старых, надежд не оправдывают, а потому — стереть их в порошок, в грязь втоптать и призвать еще более новых, истинно честных и неподкупных…
Дикция у голубя была прекрасная, каждое слово звучало отчетливо. Охотники остолбенели.
— Нет таких, — вещал голубь, продолжая кружить на месте, — их просто не существует в природе…
— Что-что? — Первым опомнился, конечно, будущий ученый.
И сей же момент голубя встряхнуло, он подпрыгнул, насколько ему позволяла хромота, и чуть не оглушил мальчишек музыкой, которая грянула прямо из него.
— Транзистор, — прошептал Жутик, — это транзистор, Шах!