Охотники за скальпами

Майн Рид Томас

Я ничего не ответил.

– Сэр! – продолжал он; голос его дрожал от эмоций. – Вы меня глубоко обидели.

– Это не так. Я ничем вас не обидел.

– А это вы как назовете. Шутками с моей девочкой?

– Шутками? – воскликнул я. Обвинение вызвало у меня прилив храбрости.

– Да, шутками! Разве вы не вызвали ее страсть?

– Я сделал это честно!

– Тьфу, сэр! Это не женщина, а ребенок. Честно вызвали? Что она может знать о любви?

– Папа! Я знаю, что такое любовь! Я уже много

дней ее чувствую. Не сердись на Энрике, папа, потому что я его люблю. О, папа, я люблю его всем сердцем!

Он удивленно посмотрел на нее.

– Вы слышите это? – воскликнул он. – И это ребенок, мой ребенок!

Голос его хлестнул меня, потому что был полон боли.

– Послушайте, сэр! – воскликнул я, встав прямо перед ним. – Я заслужил любовь ваше дочери. Я дал ей в обмен свою любовь. Я равен ей, как она равна мне. Какое преступление я совершил? Чем я вас обидел?

Он несколько мгновений, не отвечая, смотрел на меня.

– Значит, вы женитесь на нет? – спросил он наконец, и манеры его явно изменились.

– Если бы я довел нашу любовь до этого без такого намерения, я бы заслужил ваши укоры. Я бы «шутил», как вы выразились.

– Жениться на мне? – удивленно спросила Зоя.

– Слышите? Бедное дитя, она не знает, что значит это слово.

– Да, любимая Зоя! Если не женюсь, мое сердце будет навсегда разбито. О, сэр!

– Хватит, сэр. Вы завоевали ее, теперь вам еще предстоит отвоевать ее у меня. Я проверю глубину вашей страсти. Я потребую у вас доказательств.

– Требуйте любое доказательство!

– Посмотрим. Пошли, Зоя.

И, крепко держа ее за руку, он повел Зою к дому. Я пошел за ними.

Когда мы проходили мимо диких апельсиновых деревьев, тропа сузилась, и отец, выпустив руку дочери, прошел вперед. Зоя оказалась между нами; и когда мы дошли до середины рощи, она неожиданно повернулась, взяла меня за руку и дрожащим голосом сказала:

– Энрике, объясни мне, что значит «жениться».

– Дорогая Зоя, не сейчас. Это очень трудно объяснить. В другой раз…

– Пошли, Зоя! Дай мне руку, девочка!

– Папа, иду!

Глава шестнадцатая

Автобиография

Я был наедине с хозяином в комнате его дома, в которой жил. Женщины ушли в другую часть дома; я заметил, что Сеген, войдя, тут же запер дверь в комнату.

Какое ужасное доказательство моей веры, моей любви собирается он потребовать? Хочет отнять жизнь или связать меня какой-то страшной клятвой, этот человек, совершивший много жестоких поступков? Мрачные подозрения проносились в моем сознании, и я молчал, но мне было страшно.

Сеген поставил на стол бутылку вина, заполнил два стакана и предложил мне выпить. Это вежливое предложение несколько успокоило меня. «Но что если вино отр…»

Он выпил свое вино, прежде чем эта мысль сформировалась у меня в голове.

Я тоже выпил. Это позволило мне почувствовать себя уверенней и спокойней.

После недолгого молчания он начал разговор неожиданным вопросом:

– Что вы знаете обо мне?

– Ваше имя и занятие, ничего больше.

– Больше, чем предполагают здесь. – Он многозначительно показал на дверь. – Кто рассказал вам обо мне?

– Друг, которого вы видели в Санта-Фе.

– А! Сент-Врейн, смелый человек. Я встретил его в Чихуахуа. Кроме этого, он еще что-нибудь рассказал обо мне?

– Нет. Обещал рассказать подробности, но потом мы забыли, караван ушел, и мы разделились.

– Значит, вы слышали, что я Сеген – охотник за скальпами. Что меня наняли жители Эль Пасо для охоты на навахо и апачей и что мне платили определенную сумму за каждый индейский скальп, который я мог повесить на ворота города? Вы все это слышали?

– Да?

– Это правда.

Я молчал.

– А теперь, сэр, – продолжил он после паузы, – женитесь ли вы на моей дочери, дочери массового убийцы?

– Она не совершала преступления. Как вы сказали, о ваших преступлениях она даже не знает. Возможно, вы демон; она ангел.

Лицо его было печально.

– Преступления! Демон! – негромко произнес он, словно разговаривал сам с собой. – Да, вы можете так считать; так считает весь мир. Вы слышали преувеличенные рассказы жителей гор. Вы слышали, что во время перемирия я побывал в деревне апачей на пиру и отравил вино, отравил всех гостей: мужчин, женщин, детей, – а потом скальпировал их! Вы слышали, что я уговорил двести дикарей, которые не знали, что это значит, потянуть за гайдроп пушки; потом выстрелил из заряженной пушки и убил целый ряд этих ничего не подозревающих бедняг! Вы, несомненно, слышали, об этих и других бесчеловечных делах?

– Да, я слышал эти истории от горных охотников, но не знаю, верить ли им.

– Мсье, все это ложь, все ложь и совершенно безосновательная.

– Я рад это слышать. Теперь я не могу поверить, что вы способны на такое варварство.

– И однако, если бы они были правдивыми во всех ужасных подробностях, они не превосходили бы жесткости, которую проявляет свирепый враг беззащитных обитателей этого фронтира. Если бы вы знали историю этой земли за последние десять лет, все бойни и жестокие убийства, все ее слезы и горести, все пожары, ее разграбления и насилия: целые провинции обезлюдили; деревни, сгоревшие дотла; мужчины, убитые прямо у своих очагов; женщины, прекрасные женщины, похищенные, уведенные в горы, чтобы удовлетворить похоть похитителей! И я совершал поступки, возможно, равные этим в ваших глазах или даже в глазах неба!

Конец ознакомительного фрагмента.