Охотники за скальпами
Шрифт:
– Вон там! – воскликнул Сент-Врейн. – Свежий горб на ужин!
Мы посмотрели на северо-запад, куда показал наш друг. Вдоль небольшого возвышения на низком плато линию горизонта прерывали пять темных предметов. Одного взгляда было достаточно: это бизоны.
Когда заговорил Сент-Врейн, мы снимали седла. Снова со щелканьем застегнулись пряжки, опустились стремена, мы снова сели верхом и поскакали.
Нас было человек десять; одни, как я, хотели только поохотиться и развлечься, у других в глазах было «мясо».
В этот день переход был небольшим, лошади еще свежие, и за несколько минут три мили, отделявшие нас от добычи,
Нам оставалось либо отказаться от охоты, либо напрячь лошадей и догонять. Решили догонять, и мы поскакали вперед. И неожиданно перед нами появилось что-то вроде стены из глины высотой в шесть футов. Это была как бы ступенька между двумя пологими участками, и она уходила направо и налево, насколько хватал глаз. Никакого прохода в ней не было видно.
Это препятствие заставило нас натянуть поводья и задуматься. Некоторые повернули лошадей и поскакали назад, другие, всего с полдюжины, включая Сент-Врейна и моего спутника Годе, не хотели так легко отказываться от добычи, пришпорили лошадей и поднялись на откос.
Отсюда нам пришлось проскакать еще пять миль, наши лошади были в мыле, и только тут мы догнали бежавшую последней молодую самку, которая упала, пораженная пулями всех участников погони.
Остальные бизоны убежали далеко, мяса у нас было достаточно, поэтому мы остановились, спешились и принялись «снимать скальп». Под искусными ножами охотников эта операция длилась недолго. Теперь мы смогли оглянуться и подумать, как далеко уехали от лагеря.
– Восемь миль, каждый дюйм! – воскликнул один из нас.
– Мы вблизи дороги, – сказал Сент-Врейн, показывая на следы от колес фургона, обозначавшие маршрут торговцев Санта-Фе.
– И что?
– Если поедем назад в лагерь, утром все равно придется сюда возвращаться. Это лишних шестнадцать миль для наших лошадей.
– Верно.
– Давайте останемся здесь. Здесь есть вода и трава. Есть мясо бизона, а вон там много дров для костра. У нас с собой одеяла, что еще нам нужно?
– Я говорю: разобьем лагерь прямо здесь.
– И я.
– И я.
Через минуту пряжки седел были расстегнуты, седла сняты, и лошади, тяжело дыша, уже щипали, куда могли дотянуться, траву прерий.
Хрустальный ручей, арройо, по-испански, тек на юг в сторону Арканзаса. На его берегу под одним утесом мы выбрали место для лагеря. Лагерь разбили, костер разожгли, и скоро на прутьях шипели «стейки с горба». К счастью, у нас с Сент-Врейном оказались с собой фляжки; каждый получил пинту чистого коньяка, и ужин получился вполне удовлетворительный. У старых охотников были с собой трубки и табак, мы с моим другом закурили сигары, и все мы допоздна сидели у костра, курили и слушали рассказы о необыкновенных приключениях в горах.
Прошло несколько часов, лариаты [10] укоротили, колышки, к которым они были привязаны, вбили в землю, и мои друзья завернулись в одеяла, положили головы на седла и легли спать.
В нашей группе был человек по имени Гиббетс, который из-за своей сонливости был прозван «Сонная голова». Поэтому ему отвели первую вахту: она наименее опасная, потому что индейцы нападают в часы самого крепкого сна, перед рассветом.
Гиббетс забрался на вершину утеса, откуда мог видеть окрестные прерии.
10
Лариат – это длинная веревка обычно из плетеной шкуры, используемая для привязывания лошади и для других целей. Лариат – то же самое, что лассо, в использовании которого так искусны обитатели Испанской Америки. Но поскольку его часто описывали, нет смысла здесь этим заниматься. Синонимами служат «веревка для привязи» и «кабрието».
Еще до наступления ночи я заметил очень красивое место на берегу арройо, примерно в двухстах ярдах от лагеря, где спали мои товарищи. Мне неожиданно пришло в голову, что я могу лечь там; взяв с собой ружье, накидку и одеяло, попросив «Сонную голову» разбудить меня в случае тревоги, я направился туда.
Земля, постепенно спускавшаяся к ручью, поросла мягкой бизоньей травой, сухой и густой: лучшей постели не было ни у одного смертного. Разложив на траве накидку, укрывшись одеялом, я лег с сигарой во рту, чтобы докурить ее до конца и уснуть.
Ночь была лунная, чистая и такая ясная, что я легко различал окраску цветов прерии: серебро молочая, золото подсолнечников и алые цветы мальвы, которые росли у моих ног на берегу ручья. Тишину лишь иногда нарушают вой волка прерий, далекий храп моих спутников и «кроп-кроп» лошадей, срывающих траву.
Какое-то время я лежал без сна, пока сигара не начала обжигать губы (в прериях мы докуриваем сигары до конца); потом, выплюнув окурок, я лег на бок и вскоре перенесся в страну снов.
Я не проспал и нескольких минут, как проснулся от странного звука, похожего на далекий гром или на рев водопада. Земля подо мной задрожала.
– Похоже, будет гроза, – подумал я, все еще не проснувшись окончательно и не вполне воспринимая окружающее. Плотнее завернувшись в одеяло, я снова уснул.
Разбудил меня звук, поистине подобный грому: топот тысяч копыт и мычание тысяч быков! Земля дрожала, отовсюду доносилось эхо. Я слышал крики товарищей, голоса Сент-Врейна и Годе; канадец кричал:
– Sacr-r-re! moncieur! prenez garde des buffles! [11]
Я видел, что мои спутники уводят лошадей к утесу.
11
Проклятие! Господа, берегись бизонов! (фр.)
Я вскочил, отбросив одеяло. Страшное зрелище предстало передо мной. На запад, насколько хватал глаз, все прерия как будто двигалась. Чернее волны катились над извивающимися возвышениями, словно какие-то огнедышащие горы льют на равнину лаву. Вдоль движущейся поверхности сверкали тысячи ярких пятен, как струи огня. Земля тряслась, люди кричали, лошади натягивали веревки и дико ржали. Мой пес лаял и рычал, бегая вокруг меня!
На мгновение я подумал, что мне это снится, но нет, сцена была слишком реальна, чтобы принять ее за сон. Черная волна была уже в десяти шагах от меня и продолжала приближаться. И только тут я узнал волосатые горбы и горящие глаза бизонов!