Охотники за сказками
Шрифт:
Без ножа к грибу прикасаться у дедушки — ни-ни! Он внимательно наблюдает за порядком, грозится пальцем:
— Грибницу не разрушать. И на будущий год грибы еще нужны будут.
В деревне мы так привыкли: сначала гриб из земли целиком выдернем, а потом ножом корешок подчищать начнем. От земли подрезать несподручно как-то. А потребовал дедушка— приспособились, даже быстрее получается. Шаркнул один раз ножом — гриб чистенький, в корзине ему место.
Только у Павки, если попался боровик с толстой ножкой, почему-то с одного раза не снимается —
Увлекся Дудочкин сбором грибов, на меня и внимания не обращает. А я на него посматриваю, и уже какая-то догадка в уме у меня шевельнулась. Уловил момент, когда положил Павка ножик в корзину, — цап его. Ножик стальной, ручка костяная, коричневая, просвечивает немножко, и сквозь нее желтые блестящие гвоздики пропущены. Кончик у ножа обломанный.
— Павка, где сломал? — спрашиваю я.
Выкатывая глаза, Дудочкин глядит оторопело, не понимая, что мне от него нужно. Потом хватает меня за руку:
— Отдай ножик!
— Не отдам! Скажи, почему он сломанный?
Ленька Зинцов, тот моментально сотню объяснений нашел бы, а Павка ничего не находит.
— Ладно, молчи. Никому не говори!
А мне все равно допытаться хочется, о чем же нужно молчать. Начистоту все выяснить.
И узнаю я, что перехитрил нас, обвел вокруг пальца, как самых недогадливых простаков, наш скромный и степенный Друг. Никогда и не думал он, что сломанный ножик Кости Беленького спаять можно. А был у Павки свой, в точности такой же. Отцы Беленького и Дудочкина вместе их в кооперативе покупали.
— Тогда, у первого болота, — подмигивает мне Павка, — я Косте свой отдал, а его, сломанный, в карман спрятал. Помалкивай, никто не догадался.
Вот, значит, какую тайну от нас Павка хранил! Вот почему ножичек Кости Беленького ему особенно нравится!
— Павка, бери мой. У меня корзина почти полная.
— Ага! — оживленно мотает Дудочкин головой. — На-переменки будем.
Теперь Павкина тайна и моя тайна, которую ни Косте Беленькому, ни Леньке Зинцову не разгадать. Но тебе, дорогой читатель, должно быть, ясен стал Павкин «секрет чудесного исцеления ножичка». Понятно, какую жертву принес Дудочкин под дубком у болота ради сохранения дружбы.
Учила нас Надежда Григорьевна с друзьями всегда правдивыми быть, но, думаю, за кривду у дубка Павку не осудила бы. Мне она и в неправде очень правильной показалась.
До вечера собирали и носили мы грибы к сторожке. Сам домик деда и площадка вокруг него превратились в сплошное сушильное производство. Вокруг костра на поляне, где недавно сидели мы возле сковородки с жареными грибами, выросла наскоро сложенная печка в один кирпич. На нитках, протянутых от сторожки до шалаша, тоже сушились грибы. Ими была загружена и печка в сторожке. Длинными гирляндами грибы свешивались на нитках из чердачного маленького окошка.
— Теперь нанизывайте на палочки! — командовал дедушка. — Только не на сосновые. От сосны горечью отдает. Вот на такие нанизывайте.
И положил перед нами пучок тонких березовых лучинок.
— Одним концом лучинки сюда втыкайте, — пододвигал он наполненную сухим желтым песком жестяную жаровню.
Мы втыкали лучинки с нанизанными на них грибами, и в жаровне вырастал грибной лес из полсотни и больше лучинок. Эти жаровни мы помогали дедушке завозить в печку на смену высушенным грибам.
— Надо, чтобы ни один гриб не подгорел, чтобы вода выпарилась, а сок сохранился. В этом вкус гриба, — учил дед Савел.
Так узнали мы дедушкин способ сушки грибов. То-то удивятся дома, когда я подскажу матери, которая раскладывает грибы на жаровню: «А их не так надо сушить». И, насыпав песку, стану устанавливать в жаровне березовые лучинки с нанизанными на них грибами: «Вот как надо по-настоящему грибы сушить!»
Утром следующего дня мы снова взялись за корзины, подались вслед за дедом в другую сторону. Незаметно дошли до поруби, где Фома Онучин семянку срезал. Сбегали посмотреть на то место.
По широкому пню крупными каплями густо проступали желтые, прозрачные и клейкие капельки. И так пустынно и голо было вокруг одинокого пня, что даже печально стало.
Вспомнили мы песню «На муромской дорожке», вспомнили недавний рассказ Василия Петровича о бедах Яропол-ческого бора, и так захотелось хоть чем-нибудь порадовать этот бор.
— Дедушка, а если сейчас молодые сосенки возле семянки посадить — не погибнут они?
— Весной и осенью деревья сажают, соколики, когда сок в них без движения. Тогда и повредишь немножко — не беда.
— А если аккуратно, чтобы совсем не повредить?
— Корни у них длинные, шире веточек разрастаются.
— А если выкопать их шире веточек? С землей перенести?
— С землей — беды не будет. Со своей землей неповрежденный кустик и летом на новом месте приживается.
Ждать нам некогда. А желание оставить о себе в бору хоть маленькую память — очень большое. Если сегодня не заняться посадкой, завтра уже будет некогда.
— Вечерком, на заходе солнца, — говорит нам дедушка, — когда попрохладнее станет.
И вернулись мы к вечеру на многопамятное место, к спиленной семянке, с лопатами, ведрами, носилками.
Дедушка показывает, какие сосенки среди молодой поросли можно брать, на новое место их переселять, а мы лопатами работаем.
И малюсенькую сосенку не легко выкопать, чтобы корней не затронуть. Она всего-то с лисий хвост над землей распушилась, а за почву крепко взялась.
На четырех лопатах вместе с землей поднимаем мы зеленые хвостики на носилки, вчетвером опускаем в ямы, заготовленные возле загубленной семянки. На каждую сосенку льем ведро воды, бегая за ней к лесному ручью. Чтобы в первые дни солнышко не опалило, осыпаем пушистые ветки свежей травой.