Охотники за сокровищами
Шрифт:
– О чем я там прочитаю?
Один из мужчин рассмеялся:
– Добро пожаловать в отдел памятников. Я лейтенант Чарльз Паркхерст из Принстона.
– Гарри Эттлингер, Ньюарк. – Гарри помолчал, ожидая продолжения. – А кто это был? – наконец спросил он.
– Лейтенант Джеймс Роример. Ваш новый начальник.
Новый начальник. Гарри нравилось, как это звучит.
– Куда он уехал?
– В Зальцбург. Он возглавит вооруженный поход в соляную шахту в Альтаусзее.
Глава 49
Звуки музыки
Бернтероде, Германия
7 мая 1945
Джордж Стаут в Бернтероде не спешил. К эвакуации сокровищ из шахты было привлечено более двадцати человек, в том числе обнаруживший ее артиллерийский отряд, небольшая
Но Джорджа Стаута все это как будто не беспокоило. Неважно, чем занят внешний мир, где разносятся слухи о конце войны, – все это не имеет никакого отношения к тому, что происходит глубоко под землей в Тюрингенском лесу. Для эвакуации необходима была тщательная подготовка. По счастью, артиллерийский отряд уже исследовал почти все многокилометровые туннели. Они не нашли больше никаких сокровищ, зато обнаружили несколько складов с немецкой военной амуницией. Стаут разрезал сапоги из газостойкой резины на прокладки, чтобы картины не терлись друг о друга, а резиновые плащи идеально подходили, чтобы оборачивать картины – что было особенно важно в мокрой шахте. Разобравшись с упаковочными материалами, он принялся за инвентаризацию и подготовку к эвакуации. Однажды днем (или предполагаемым днем, потому что вот уже двое суток они существовали в полной темноте) Уокер Хэнкок поднял взгляд и заметил, что Стаут хмурится, глядя на него. Хэнкок понял, что, задумавшись о Сайме, о доме, который они себе купят, и о детях, которые у них, наверное, когда-нибудь будут, он стал сворачивать веревку щедрыми вращательными движениями, подобно массачусетским рыбакам, за которыми он так часто наблюдал дома. Стаут в свою очередь старательно накручивал веревку от ладони до локтя точными, ровно отмеренными отрезками.
Стоило Стауту отвернуться, как сидевший рядом с Хэнкоком мужчина прошептал ему на ухо:
– Ну и сколько еще, по его мнению, мы будем сворачивать эти веревки? Ровно двадцать три с половиной дюйма в длину, отклонение строго на один градус к северо-востоку?..
Это был Стив Коваляк, лейтенант пехоты, которого назначили им в помощники после того, как Уокер Хэнкок доставил сидящему во Франкфурте начальству королевские регалии. Полный джип усыпанных драгоценными камнями изделий мало что значил для Хэнкока, который столько всего уже повидал, но у парней в штабе глаза на лоб полезли. Хэнкок просто одолжил у Стаута машину, чтобы отвезти регалии в штаб в Ваймаре, но генерал Ходжес не был готов рисковать. Он назначил Хэнкоку и его сокровищам сопровождение из двух мотоциклов, трех джипов, транспортера, оружия и пятнадцати солдат. И это несмотря на то что дорога между Франкфуртом и Ваймаром была очищена от вражеских войск и безопаснее, как полагал Хэнкок, чем автострада Мерритт в штате Коннектикут. Интересно, а что бы сказал генерал о первом отрезке его путешествия, когда Хэнкок в одиночку вез сокровища через Тюрингский лес, где только за последнюю неделю напали на шесть конвоев?
– Не переживай, – сказал Хэнкок молодому лейтенанту. – Джордж Стаут знает, что делает.
Он рассказал Коваляку и сидящим рядом артиллеристам о Бюсбахе, где Стаут, не думая спешить, диктовал данные о картине, не обращая внимания на громыхающие за окном снаряды.
– Я с этим человеком работаю уже давно, – сказал он, – и вот что вам скажу: по сравнению с Джорджем Стаутом все мы тут дилетанты.
Спустя несколько часов вырубилось электричество, погрузив шахту во тьму. Опять. Хэнкок зажег фонарик. Его луч освещал книги, золото, картины, гробы и вдруг – так внезапно, что Хэнкок даже подпрыгнул, – наткнулся на лицо Джорджа Стаута.
– Отправлю Коваляка, – сказал Стаут.
Это был стандартный алгоритм действий Стаута во время отключений электричества – посылать Стива Коваляка к «бургомистру». Коваляку, несмотря на то что он был одним из немногих офицеров, которые двух слов не могли связать по-немецки, удавалось упрашивать начальство Бернтероде дать разрешение на поддержание работы генераторов. Скучное задание, требующее хитрости, а не силы, но годы в пехоте научили лейтенанта манипулировать местными властями, управляться с внештатными ситуациями и заходить за бюрократическую красную ленту. У Хэнкока создалось впечатление, что лейтенант много раз уже оказывался в двух шагах от трибунала, иногда для удовольствия, но гораздо чаще – для пользы дела.
Вскоре Хэнкок снова остался один в темноте и, как всегда в минуты уныния, подумал о доме. Казалось, он уже скоро должен вернуться: к занятиям скульптурой, в объятия Саймы, – но в то же время он никогда не чувствовал себя так далеко от всего родного. Он сидел в дыре, в темноте, посреди немецкого леса. К черту экономию батареек! Он включил фонарик, вытащил один из ящиков в центр комнаты и, приспособив в качестве стола четырехсотлетнюю картину Кранаха, стал писать Сайме письмо.
Драгоценная Сайма!
Ты никогда не сможешь представить себе, в каких странных условиях я пишу это письмо. Я не могу тебе сейчас рассказать об этом, но просто хочу, чтобы у тебя была пара строчек, написанных в одном из самых невероятных мест на земле <…> Джо Стаут работает рядом, помогая мне, – а темп нашей работы после внезапного развала Германии так велик, что не оставляет времени на письма. <…> Так что остальное – после, кроме того, что я люблю тебя больше, чем могу сказать, но какие же это новости. В какой-нибудь из ближайших дней мне, возможно, повезет оказаться в комнате с кроватью и столом и наверстать упущенное.
Уокер
4 мая началась упаковка, но ее тут же прервало очередное масштабное отключение электричества. Коваляк вновь отправился из шахты на встречу с мэром города, 305-й боевой инженерный батальон настраивал аварийный генератор в пятистах метрах под землей, французские рабочие, бывшие узники трудовых лагерей, тихо исчезали в боковых проходах, что случалось все чаще и чаще, Хэнкок зажег свой фонарик и, используя вместо стола гроб фельдмаршала фон Гинденбурга, написал Сайме, что «эти дни наполнены тоской по дому», несмотря на воодушевление от работы. Он любил быть в компании родственных душ, будь то солдаты на фронте или друзья в гостиной его дома в Массачусетсе, и долгие месяцы в одиночестве, даже без помощника, его надломили. «Джо Стаут здесь и готов подставить мне плечо, когда это нужно, – писал он. – Он настоящий “друг в беде”».
К 5 мая было организовано две смены упаковочных бригад: одна работала с 08.00 до 16.00 и другая – с 16.00 до 22.00. Клаустрофобам тут делать было нечего, потому что люди и упаковочные материалы забили весь мавзолей и коридор. К концу следующего дня большинство объектов было переложено резиновыми прокладками, завернуто, защищено от влаги и после медленной поездки в лифте сложено в укрытии на поверхности – тут-то Стив Коваляк и оценил всю пользу заранее продуманного плана, включая предварительно нарезанные веревки.
«У Джорджа Стаута появился очередной ученик», – подумал Хэнкок.
На следующий день настал черед выносить гробы. Первой на поверхность, как самая легкая, отправилась фрау фон Гинденбург. Расстояние от подземного мавзолея до входа в шахту насчитывало около четырехсот метров. Несколько солдат перекрестились, глядя, как гроб медленно поплыл вверх в трясущемся лифте.
– Мало кого пытались похоронить глубже, – произнес Стаут.
Затем наверх отправился Солдатский король, а после него – фельдмаршал Гинденбург с Хэнкоком, сидящим на крышке гроба. Пришел черед бренных останков Фридриха Великого и его огромного стального саркофага. Инженеры утверждали, что гроб не пролезет в лифт. Раз его смогли спустить в шахту, не согласился с ними Стаут, значит, места в лифте хватило. Они еще раз провели все измерения: если втиснуть гроб в лифт вплотную, он с трудом, но поместится.