Охранитель
Шрифт:
— Не приближайтесь, — предостерег шевалье де Партене, углядев мертвеца на углу с улицей Огюстен. — Видимо, умер вчера вечером… Назад!
Покойник шевельнул рукой, пальцы с почерневшими ногтями заскребли по смерзшемуся снегу. Ноги дернулись будто в судорогах, послышался тихий стенающий звук, не присущий ни единому известному живому существу.
— Узнаёте, мэтр? — брат Михаил повернулся к Раулю. — Речная башня, а? Явления одного порядка, не правда ли? Стоит поторопится: город мертвецов я еще способен представить, но при мысли о том, что умершие предпочтут
Встретили и нескольких живых — по дороге к дворцу архидиакона таковых оказалось целых четверо. Накрепко спятившая старуха, возглашавшая пришествие Антихриста во плоти, пьянющий бенедиктинский монах, с трудом переставлявший ноги и, в отличие от обуянной эсхатологическими предчувствиями старицы, напевавший что–то фривольное и предосудительное для лица духовного, а так же двое сержантов в синем с лилиями, которые — невероятно! — занимались делом: вели под уздцы понурую лошадку, запряженную в волокушу на полозьях, нагруженную мертвыми телами.
— Благослови Господь, — инквизитор привычно сотворил крестное знамение.
— Только на милость Его и уповаем, — ответил бородатый сержант. — Что ж делается, преподобный брат?..
Кратко обменялись новостями. Городской прево заболел, его замещает шателен замка короны мессир де Бональ. На службу не вышли девятеро, дурной знак — смертей несчитано, многие умирают дома. В храмах отменены службы, госпитальеры перестали принимать покойников в «Божий дом» — говорят, везите за стены, сваливайте в полях, будем потом хоронить в общих могилах. У францисканцев…
— Я знаю, что у францисканцев, — угрюмо ответил брат Михаил. — И в других аббатствах. Смерть охотнее разгуливает там, где больше всего людей.
Обиталище преосвященного не было обнесено даже символической оградой — кого страшиться с собственном городе? Фасад и впрямь напоминал Новый дворец в Авиньоне: сдвоенные островерхие башенки над главным входом, зубчатые стены сложенные из обычного для Арраса желтого песчаника, деревянные скульптуры в глубоких нишах, защищающих от ветра и непогоды.
Верно как–то заметил Михаил Овернский: Гонилон чувствует себя в городе этаким маленьким Папой, вершителем и созидателем, приближенным к Сферам Небесным больше, чем любой другой… Действительно, чего ему не доставало?
Серьезной охраной архидиакон за последние годы не озаботился: во–первых, прелаты Святой Матери–Церкви a priori неприкосновенны, во–вторых, кто посмеет обидеть добряка и благодетеля, пусть даже имеющего несколько более широкие взгляды на мораль и статус священнослужителя? Кто без греха — пусть первым бросит камень!
За дворцом приглядывал пяток сержантов прево, обходивших близлежащие улицы с б'oльшим усердием, чем обычно, и только. Теоретически, сопротивление могла оказать прислуга, но один–единственный Жак (не говоря уже о сицилийцах или Ролло фон Тергенау) разобрался бы со смердами не вынимая клинок из ножен.
Тем не менее следовало быть настороже: опасность в виде мордоворотов с острыми железками в руках предсказуема и обыденна, — эка невидаль! — остерегаться надо совсем другого…
— Весьма предсказуемо, — пожал плечами брат Михаил, — Двери заперты, за звук колокольчика и стук никто не отзывается, собаки во дворе не лают. Неужели сбежал?
— Собаки? — Рауль вдруг замер. — Вы сказали — собаки?
— Да, а что собственно?..
— Вы же часто бывали во дворце архидиакона! Где охотничьи собаки? Дворовые псы? Кошки? Как Гонилон передвигается по городу? На мессу в Сен–Вааст, например? Упряжь? Библейский ослик? Вспоминайте!
— На носилках, паланкин, — очень медленно, будто заворожено произнес доминиканец. Понял, о чем говорит мэтр. — Ну конечно же! Домашняя скотина на дух не переносит черное колдовство и его носителей! Лошади, собаки, коровы! Тогда как полудикие твари вроде фуро к магии совершенно безразличны! Мэтр, поздравляю! Вы гений!
— Чересчур туго соображающий гений, — признался Рауль. — И мне до сих пор неясно, почему я не чувствовал принадлежащее человеку колдовство, хотя постарался самым тщательным образом изучить город?
— Я не смогу ответить на вопрос, пока мы не попадем внутрь. Арриго, ты у нас обучен подобающим дисциплинам? Предоставляю полную свободу действий.
— Ваше преподобие, — невозмутимо ответил сицилиец, — может быть вы и привыкли входить в замки важных особ через парадные ворота, но в любом таком дворце имеется множество дверей попроще. Кухня, помещения для прислуги, конюшня… Да, конюшни здесь не видно, зато есть крытая галерея ведущая в цистерцианскую женскую обитель. Ровно через дорогу. Соблагоизволите последовать за мной?
— Von Stierlitz, James Bond, Mata Hari, — непонятно проворчал барон де Фременкур. — Тоже мне, герои. Профессионал опознается по наиболее простым решениям…
— Что? — оглянулся брат Михаил. — Окажите любезность говорить по–французски, будет лучше если каждый из нас поймет друг друга с полуслова…
* * *
Решение пройти через аббатство цистерцианок было не самым удачным. Привратники из числа мирян сгинули, в коридорах никого, трапезная пуста и холодна — не топили с вечера. Преподобный, дабы подтвердить возникшие подозрения, заглянул в церковь обители, пробыл под сводами нартекса несколько мгновений и вышел обратно с ничего не выражающим застывшим лицом.
— Они собрались в храме, — глухо сказал Брат Михаил. — Некоторые еще живы, но помочь мы, конечно, ничем не можем…
Его архидиаконское преосвященство в сущности оказался редкостной гнидой: преграждавшая галерею тяжелая дверь цельных дубовых досок с фигурной оковкой была заперта изнутри — Гонилон, почуяв неладное, полностью изолировал свое жилище от внешнего мира, включая монастырь. Арриго ди Джессо, поплевав на ладони, выбрался из стрельчатого окна крытого перехода на пологую крышу и проник в коридор со стороны дворца. Было слышно, как он поругивается на мессинском диалекте: пришлось растаскивать старую мебель, которой дополнительно подперли двери.