Охранники и авантюристы. Секретные сотрудники и провокаторы

Щеголев Павел Елисеевич

Я тогда же решил порвать сношения с Эдгардтом. Мне удалось от него отделаться только под угрозой разоблачить его и покончить с собой.

Он согласился оставить меня в покое при условии, что мой уход не дойдет до его высшего начальства. Он мотивировал это условие тем, что не хотел сам произвести дурного впечатления, а мне это должно было обеспечить получение легального паспорта.

С тех пор я постепенно устранился и от кружковой деятельности. {337}

В 1914 г. я проживал в Цюрихе. Приблизительно в октябре ко мне обратился один знакомый, выходец из России, с просьбой познакомить его брата с кем-нибудь из русских революционеров, так как у него лично в этой среде нет никаких связей. Просил меня также переговорить с братом о деле, сущности которого он лично совсем не знал. Он и указал также, что брат проживает в Милане и, будучи занят торговыми делами, в Цюрих приехать не может. Предложил мне проехать в Милан за его счет.

Я поехал, не зная ясно сути дела и полагая, что оно носит коммерческий характер. В Милане я по указанному адресу встретил господина, проживавшего в гостинице (не помню какой) под именем Бернштейна. Назвавшись братом моего цюрихского знакомого, он рассказал мне, что уже несколько лет, как он покинул Россию, поселился в Турции, натурализовался там и постоянно проживает в Константинополе.

Кстати прибавлю, что эта встреча имела место незадолго до объявления русско-турецкой войны.

Бернштейн говорил дальше, что в Константинополе он сошелся с деятелями младотурецкого комитета, который, мол, командировал его за границу с миссией войти в сношения с группой революционеров, которая согласилась бы, по определенным указаниям, совершать в России разные террористические акты, направленные к дезорганизации русской военной мощи. Группа, которая возьмется за выполнение этих планов, должна будет действовать совершенно самостоятельно как в смысле выполнения предуказанных заданий, так и в смысле добывания технических средств и нахождения пособников. Первым пробным делом должен был явиться взрыв железнодорожного моста через реку Енисей. На мой вопрос, какое это отношение имеет к войне, Бернштейн ответил, что этот взрыв должен затруднить перевозку военных грузов из Японии в Россию.

Бернштейн предложил мне взяться за это дело, т. е. сорганизовать группу, поехать в Россию и т. д. {338}

Я попросил несколько дней на размышление и на переговоры с подходящими людьми, в случае, если бы я решил принять предложение.

Вернувшись в Цюрих, я телеграфно вызвал в Швейцарию ротмистра Эдгардта, который тогда был помощником начальника русской политической полиции в Париже, и спустя несколько дней мы встретились в Женеве. Изложив ему суть дела, я спросил его мнения.

Эдгардт мне ответил буквально следующее: «Если этот тип не безусловный жулик, то дело - чрезвычайно серьезное. Ни я, ни вряд ли мой начальник в Париже, Красильников, сможем сами решить этот вопрос. Запросим инструкций из России. Покуда же постарайтесь под благовидным предлогом оттягивать окончательный ответ Бернштейну, дабы он не делал каких-нибудь поисков в этом направлении».

Спустя несколько дней получился ответ из России, предписывающий мне переговоры с Бернштейном продолжать; в случае надобности в людях или в поездках оказывать содействие людьми, служащими в парижской русской полиции. Бернштейн к тому времени переехал из Милана в Рим, куда направились к нему я и Эдгардт. В Риме Бернштейн лично подтвердил все вышеизложенное и потребовал, чтобы до поездки в Россию я и Эдгардт, выдававший себя за моего товарища по организации нужной группы, поехали вместе с ним, Бернштейном, в Константинополь, где он нас представит лицам, командировавшим его в Италию.

За это время Турция успела объявить войну России, и на вопрос Эдгардта, как сможем мы, русские, проникнуть в Турцию, Бернштейн нас заверил, что с этой стороны никаких препятствий не встретится.

Условившись с Бернштейном и выяснив, что именно ему нужно, Эдгардт вызвал из Парижа телеграммой своего подчиненного Литвина, чиновника Департамента полиции, дотоле мне неизвестного господина лет 40, весьма жадного к деньгам, как оказалось потом, человека малоинтеллигентного, но неглупого, более способного, по-моему, к уголовному сыску, чем к политическому, который должен был вместе с нами и Бернштейном ехать в Константинополь, а сам Эд-{339}гардт отправился обратно в Париж, заверив Бернштейна, что едет также в Россию, но северным путем.

Доехав через Бриндизи до Салоник, где Бернштейн должен был достать нам документы для въезда в Константинополь, мы, т. е. я и Литвин, решили дальше не ехать, так как Бернштейн нужных документов нам не добыл. Уступая усиленным просьбам Бернштейна, мы все-таки согласились проехать до Бухареста, откуда он сам отправился в Константинополь. Мы же остались ждать результатов его поездки.

По дороге нам из расспросов Бернштейна, который, кстати, оплачивал все расходы по поездкам, стало ясно, что он, если не врет из каких-нибудь неизвестных нам побуждений, то действует не от имени младотурецкого комитета и даже не от имени турецкого правительства, а является агентом немцев.

Через три дня после отъезда Бернштейна из Бухареста, в ноябре 1914 г., туда приехал из Константинополя господин, который назвал себя сотрудником немецкой газеты «Lokal Anzeiger», по фамилии Люднер и, переговорив с нами о предложении, сделанном Бернштейном нам, потребовал, чтобы мы с ним проехали в Константинополь. Посоветовавшись с Литвиным, мы решили, что нам обоим туда ездить нельзя, и с Люднером поехал я один.

Ко времени отъезда Люднер принес мне паспорт, выданный немецким посольством на имя Ренэ Ральфа взамен русского паспорта на то же самое имя, который я ему отдал и который я сам получил от Эдгардта. Причем Люднер мне заявил, что я свой паспорт получу обратно в Бухаресте у военного атташе немецкого посольства, майора фон Шеллендорфа. Я пробыл в Константинополе всего несколько дней и убедился, что Люднер, помимо своей журнальной деятельности, находится на службе у немецкого военного атташе в Константинополе фон Лаферта, с которым Люднер все время сносился по телефону и к которому очень часто ездил на квартиру. Фон Лаферт лично не счел нужным видеться со мной, очевидно, вполне доверяя Люднеру. Таким образом, моя поездка в Константинополь ничего нового не внесла, оказалась излишней, и я оттуда вскоре уехал обратно в Бу-{340}харест, получив от Люднера деньги на расходы по предполагаемому предприятию в сумме около 6000 франков.

В Бухаресте я обменял свой немецкий паспорт на русский и вместе с Литвиным выехал в Россию, через Унгени. Я - под именем Ральфа, а Литвин под своим именем. Приехали мы в Петроград в начале декабря 1914 г. Литвин сделал подробный письменный доклад б. директору Департамента полиции Брюн де Сент-Ипполиту, а также вместе с вице-директором того же департамента Васильевым был принят ген. Джунковским, тогда тов. министра внутренних дел.

Обсудив подробно создавшееся положение, перечисленные лица решили пустить, спустя некоторое время, заметку в иностранной печати, приблизительно следующего содержания: «Неизвестными злоумышленниками был взорван железнодорожный мост, имеющий некоторое стратегическое значение. Разрушения невелики. Расследование производится». Местонахождение моста не было указано. Это заявление было около 1 мая 1915 г. напечатано в газетах «Journal», «Matin» и др.

Возникновение мысли о целесообразности подобной заметки я ставлю в связь с фактом взрыва на Обуховском заводе, а также с некоторыми действительными попытками со стороны неизвестных взрывать железнодорожные мосты в Царстве Польском.

Из разговора с вышеупомянутыми начальствующими лицами у меня сложилось твердое убеждение, что они безусловно заинтересованы в том, чтобы подобные явления устранялись во что бы то ни стало. Общий план был следующий: создать у немцев впечатление, что они имеют дело в нашем лице с хорошо сорганизовавшейся и безусловно им преданной группой, которой они могут вполне доверять.

Весной 1915 г. я и Литвин разновременно опять уехали за границу: он в Париж, я в Цюрих. Достав упомянутую выше заметку, напечатанную во многих французских газетах, я и Литвин приехали к военному атташе немецкого посольства в Берне - фон Бисмарку. Прочитав заметку, фон Бисмарк попросил нас подождать несколько дней, пока он снесется по данному поводу с Берлином. Очевидно, из Берлина ответ {341} получился вполне удовлетворительный, так как при нашем вторичном посещении его он нам передал, что для дальнейших переговоров с нами едет из Берлина специально командированный человек.