Окаянная душа
Шрифт:
Курт не успел остановиться и ругнулся. Слово само вырвалось из его уст, будто ракета «земля-воздух». Юноша первый раз за всю жизнь использовал столь крепкое ругательство, а потому его щеки тут же залил стыдливый румянец.
— Вау, Барон! А ты у нас за расширение кругозора, да? Стремишься познать мир во всех его проявлениях? — заинтересовалась Зарина. — Цензура по тебе плачет.
— Я бы попросил прощения, но тебе, видимо, все равно, — тихо сказал Курт, и от нерешительности, которую услышал в своем голосе, готов был провалиться сквозь землю.
— Я бы могла сказать что-то вроде «ты задел мое тонкое эстетическое восприятие мира» и бла-бла-бла, но извиняй, Барон. Я и не такое слышала, особенно в свой адрес. Ты еще дилетант в этом вопросе. Но это дело не оставляй. Практикуйся и достигнешь немыслимых высот!
— Все же я воздержусь, — отказался Курт, молясь, чтобы его щеки перестали наконец краснеть.
Внезапно в кармане у Курта завибрировал телефон, и юноша настороженно вгляделся в незнакомый номер.
— Доброе утро, президент. Как спалось? — голос на той стороне напоминал отколовшийся от айсберга кусок льда.
— Кто это?
— Как не учтиво, президент. И где твои знаменитые манеры?
Курт быстро покопался в памяти, потому что голос показался ему знакомым.
— Бьорк? — спросил он. — Хольстен Бьорк?
— Ну вот, а я-то думал, что ты, как в примете, не узнаешь меня, и я в скором будущем буду чрезвычайно богат.
— Переходи к делу, — холодно произнес Курт. Ему не терпелось отделаться от Хольстена, а тому, как назло, наоборот, хотелось поболтать.
— Знаешь, президент, мы и правда думали, что твоим обещаниям можно верить. Тебе по службе полагается выполнять обещания. Но ты, оказывается, еще та сволочь.
Курт ощутил легкое беспокойство. Джеймс и его прихлебатели опускались до оскорблений только в крайних случаях.
— Чем я тебе не угодил, Бьорк? — поинтересовался юноша, стараясь не выдать голосом своего волнения.
— Приходи в школьный сад. Там и потолкуем, — голос умолк, и Курт решил было, что разговор окончен, но тут Хольстен вновь заговорил: — Ах да, президент. Чтобы ты не вздумал динамить меня, я обеспечил себя некоторыми гарантиями…
— Курт, тут такое дело… — на той стороне в голосе Эни прозвучал неподдельный испуг.
Далее звонок прервался, и прозвучали сигналы отбоя. Курт выпустил телефон из рук, и тот с громким стуком грохнулся на стол.
«Эни взяли в заложники? — Курт тряхнул головой, отгоняя эту первую пришедшую на ум мысль. — Бред чистой воды. Мы же не в боевике».
Несомненно, Бьорк действовал по указке Моретти, но в чем смысл его действий? Напакостить Курту? Чего ради? Насколько Курт помнил, кроме предстоящей Олимпиады, никаких разногласий между ними не наличествовало. Насчет же Олимпиады у них разговор уже состоялся, и обошелся он без особых потерь.
Курт до боли сжал кулаки. Что опять нужно этому помешанному на футболе придурку от них с Эни? Складывающаяся ситуация напоминала младшие классы школы, где Курт и Эни были изгоями. Над ними всячески издевались: поливали водой, бросали в них целлофановые мешочки, наполненные украденным из столовой киселем, сочиняли угрожающие послания. На самом деле в то время изгоем был лишь Курт, которого все считали богатеньким мальчиком, находившимся под крылышком родителей. Водитель, привозивший и увозивший из школы, костюмчики с иголочки, красивые и дорогие письменные принадлежности — эти и многие другие детали буквально выводили одноклассников и учеников параллельных классов из себя. Дети — создания невероятно завистливые, а невинность их порой хорошо скрывает жуткие склонности характера. И лишь один человек всегда вступался за Курта, вставал живой преградой между ним и неконтролируемой детской злостью окружающих, и этим человеком была Эни. Неудивительно, что в скором времени и сама девочка стала изгоем. Однако ее это не сломило. Она осталась все той же легкомысленной и доброй Эни, какую привык видеть и которой безмерно доверял Курт.
И теперь самый дорогой для него человек был в опасности. Курт не боялся за физическое состояние Эни, так как футбольные отморозки ни за что бы не стали бить девушку, уповая на свое благородство. (Какое к черту благородство?!) Тем не менее, человека можно легко сломить другим путем. Например, унизить его. Курт прикусил губу и успокоился лишь тогда, когда ощутил металлический привкус крови.
«Эни очень чувствительная, — размышлял он. — Моретти способен сказать ей что-нибудь в своем духе типа: «Ты и правда полагаешь, что такая простушка, как ты, может заинтересовать меня?». Джеймс уже не раз отшивал таким образом поклонниц. Одна грубая фраза, и у Эни разобьется сердце. Черт! Я же столько усилий прилагал, чтобы оградить ее от пагубных слов и чужих влияний! Чертов Моретти!»
Однако главный вопрос оставался без ответа. Чего хотят добиться Джеймс и Хольстен, удерживая Эни? Что сделал не так сам Курт?
— А ты умеешь стремительно менять цвет, Барон, — услышал юноша вкрадчивый голос Зарины. Та качалась на стуле. — То вдруг стал пунцовым, как помидор с передозировки, то побледнел до оттенка привидения. Все хамелеоны перед тобой преклоняются.
«Зарина Эштель. — Курт уставился на девочку, окруженную почти ощутимой аурой язвительности. — Эни что-то там лепетала об отказе Зарины Джеймсу. Может ли быть, что отвергнутый Моретти взъярился и решил отыграться на мне? Не очень правдоподобное объяснение. Ни я, ни Эни не в ответе за Эштель. Мы ей не друзья, и нам просто незачем мстить».
— Ты уже полчаса тупо пялишься на меня, — раздраженно заметила Зарина. — Очнись и пойми, что ты не в картинной галерее, а я не сногсшибательное произведение искусства.
— Эштель, не разговаривала ли ты недавно с Моретти? — К Курту пришла одна не предвещавшая ничего хорошего мысль, и он поспешил ее проверить.
— С любителем мячиков? — Лицо Зарины поскучнело. — Я ему вежливо намекнула, чтобы он засунул приглашение в свой гарем в одно любопытное место.
— И больше вы с ним не сталкивались? — не отставал юноша, нетерпеливо постукивая пяткой ботинка по полу.
— С утречка перекинулись парой слов. — Зарина недовольно покосилась на Курта. Ей было лень рассказывать о вещах, не представляющих для нее интереса. — Перед тем, как я завалилась на стадион.
— О чем вы говорили? — Курт вспотел, ощущая, что — вот оно! — причина прямо перед ним.
— Он поздравил меня с включением в список претендентов, а я сообщила ему, что наш президент в скором времени благополучно выпнет меня оттуда.
Дальнейшее Курт уже не слышал. Он сорвался с места и бросился вон из кабинета. В сад. Нужно в сад, туда, где Эни. Курт бежал, проклиная все на свете и главным образом себя самого.