Окажись на моём месте
Шрифт:
– Так ты сегодня опять вернешься поздно?
– Ах, да – спохватился Антон, – я совсем забыл. Мы сегодня вечером обедаем с Куртом в ресторане. Я заеду за тобой. Надо будет переодеться.
– Мог бы предупредить и заранее. Вечно у тебя не хватает на меня времени. – Толи с обидой, толи с раздражением проговорила Лена. Антон взял ее за руку и, улыбнувшись, успокоил:
– Не злись. Я не хотел вчера тебя будить, а сегодня с утра закрутился.
Его тихий, полный нежности голос, действовал на жену всегда одинаково – умиротворяюще. Она игриво улыбнулась:
– А мог бы и разбудить. Я, между прочим, тебя ждала. И если заснула, так только от усталости. Устала тебя хотеть.
Он принял игру:
– Потерпи. Если ты сегодня не напьешься, или не сбежишь с доктором Плейзе, я смогу исправиться, да так, что звездам будет за нас стыдно.
– Послушай, а Курт будет один? – жена изменила тему разговора.
– Нет, с Ольгой.
– А у них это серьезно?
– Не знаю, но спят они по-взрослому.
– Наверное, хорошо быть секретарем богатенького немца, – задумчиво протянула Лена.
– Она не секретарь, а помощница…
– А есть разница?
– Ну, как тебе сказать… Наверное, есть. Помощница – это что-то среднее между секретарем и женой.
– Ага, понятно, – Лена кивнула головой, – это, чтобы избежать неприятных штампов. Слова другие, а суть та же. А ты тоже спишь со своей Кристиной?
– Перестань нести ерунду, – лицо Антона посуровело, – ты же знаешь, я не люблю подобных шуток.
– Но почему же? – Лене казалось забавным позлить мужа. – Она очень даже сексуальная, я бы на твоем месте…
– Лена, хватит. – Антон нажал на педаль тормоза.
– Не злись, я шутила. – Ее пухлые алые губы коснулись его щеки. Вытирая след помады, она примирительно зашептала: – Я знаю, ты любишь только меня.
Автомобиль остановился у цветочного магазина – подарок Лене к тридцатилетию. Антон считал, что женщине, как и мужчине лучше быть при деле. Тогда и на двадцатом году супружеской жизни будет, о чем поговорить в постели. Уже в след супруге он крикнул через открытое окно:
– Позвони маме. Узнай, когда она привезет Свету.
Глава 2
Будильника у Ивана не было. Он никогда и никуда не спешил утром. Этот молодой человек был прирожденный вождь, и потому нигде не работал.
Когда ему было двенадцать лет он водил за собой стаю пацанов, обучая их собирать окурки, которые можно докурить. Затем он сажал их вкруг себя на чердаке заброшенного дома и демонстрировал не хитрое искусство, как стать взрослым, чем вызывал бурю восторга, и сеял бациллы идолопоклонства.
Следует заметить, что старший идолопоклонник был на пять лет младше идола. Авторитет Ивана вырос до немыслимых высот после того, как однажды он извлек из кармана брюк новенькую запечатанную пачку сигарет "Космос". Такому стремительному росту популярности сына способствовала мать, опрометчиво оставив на столе рубль, хотя в народе бытовало мнение, что Иван настолько взрослый и независимый, что мать покупает ему курево сама. Герой легенды не противился такой трактовке.
Именно тогда Иван ощутил всю выгодность наличия денег в кармане. Он сделал открытие: не важно, как они туда попали, и, что может быть легче, чем их добыча, если тебя окружают подданные, да к тому же – не смышленые. Был введен налог, и родители малышей стали регулярно терять мелочь. Тогда в голову пришла следующая мысль: мало денег – мало сигарет, много денег – много сигарет, и вождь стал устанавливать размер взносов и срок их поступления. Иногда, кто-то не успевал украсть ко времени, и не был в состоянии пополнить казну. Такого нерадивого мальчика наказывали. Его раздевали, клали на пол и били ремнем. После того, как экзекуция заканчивалась, униженный, весь в слезах, ребенок вставал и под общее улюлюканье одевался в стороне.
Этот момент Иван ценил выше всего. Он чувствовал власть над жалким голым существом, он упивался ею, и ему хотелось, чтобы толпа, его окружающая видела и чувствовала эту власть. Для этого он мог приказать повторить всю процедуру наказания заново, но, пожалуй, лишь за тем, чтобы несчастный мальчик, не желая испытывать боль повторно, упал на колени и просил пощады. Тогда Иван мог заставить маленького, раздавленного человечка ползать по чердаку или целовать подошвы ботинок Ивана, а то и всех присутствующих. После чего великодушно прощал.
Зрелище чужой слабости позволяло чувствовать собственную силу, хотя сила эта была ни чем иным, как временным исчезновение страха, боязни оказаться в положении наказуемого приятеля.
Но все это закончилось. Чьи-то родители то ли заметили недостачу в кошельке, то ли следы побоев – неизвестно. Но был учинен допрос и сын выложил все, как на духу, чем значительно облегчил участь своих сверстников. А судьбой Ивана занялась школа и милиция.
Утренний свет, попадающий через окно третьего этажа в однокомнатную квартиру, мешал спать. Иван, не открывая глаз, отвернулся, но уткнулся носом во что-то мягкое и теплое. Это была Лиля, полногрудая девица, с которой он вчера полночи дегустировал шампанское. Сон прошел.
– Слышь, а где я тебя вчера подобрал? – на лбу Ивана появились морщины, он вспоминал.
– Ты был очень наглым, в баре, но щедрым, – промычала в подушку Лиля.
Иван приподнялся, облокотился, подставив кулак под голову.
– Что-то я не понял. Ты лежишь со мной в постели потому, что я наглый, или потому – что щедрый?
– Ложилась с наглецом, а, вставая, буду думать о том, какой он щедрый, – девушка открыла глаза, глупо улыбнулась, и протянула руки, желая обнять Ивана. Тот резко поменял позу, сел и опустил ноги на пол.
– Может, я и обещал с тобой спать, но вряд ли собирался с тобой просыпаться, – пробурчал он в нос, и брезгливо передернул плечами.
– Козел, – гневно бросила Лиля, и понесла свое голое тело в ванную комнату. – Я даже не кончила.
– А я, что, начинал, – не известно у кого спросил Иван. Он бросил беглый взгляд по комнате: деревянная двуспальная кровать, шкаф с треснувшим зеркалом, стул, на стуле джинсы, кажется не его, в углу дюжина пустых пивных бутылок, правее телевизор, стоит прямо на полу, на телевизоре, закрывая экран, брюки, уже его, остальная одежды была в беспорядке разбросана по всей квартире.