Океан не спит

Устьянцев Виктор Александрович

— Что это сегодня так рано? — удивился Буров.

— Вторая будет тоже готова минут через десять. Сегодня типография культпоход в кино устраивает, вот и жмут. И вас просят не задерживать.

— Хорошо, я сейчас начну читать.

Кустов ушел. Кравчук тоже поднялся:

— Разрешите идти?

— Да… Вот видите, торопят.

Кравчук, выйдя из кабинета редактора, сразу же позвонил в политуправление. Инструктор, с которым он разговаривал, ничего о статье не слышал. Кравчук бросил трубку и пошел к Семенову.

А Буров взял полосу и стал читать. Ему не хотелось задерживать рабочих типографии. Работа у них вечерняя, в кои-то веки соберутся с семьями в кино, да и то еще пойдут ли. Дадут по телетайпу срочный материал, вот и сорвется культпоход. Надо будет выяснить, нет ли какой возможности показывать им фильмы здесь.

Как ни старался он побыстрее прочитать полосы, ничего не получилось. Мысли снова и снова возвращались к разговору с Кравчуком. «Ошибся я в нем, это уже ясно. И что меня тогда заставило именно его тянуть в начальники? Может, его осторожность? Или что-то другое? Он все время держался на виду, первым выступал на всех собраниях, был образцом дисциплинированности. А может, это вовсе и не дисциплинированность, а самый рядовой подхалимаж? И я клюнул на это?»

Теперь ему вдруг припомнились, казалось бы, мелкие подробности. Как-то в отдел партийной жизни по ошибке попало письмо, в котором опровергались факты, изложенные в корреспонденции, прошедшей по отделу пропаганды. Кравчук тогда не передал это письмо в отдел пропаганды, а держал его у себя до партийного собрания. В другой раз он, в порядке «информации», сообщил редактору, что капитан-лейтенант Хватов часто заходит на квартиру к старшей машинистке. «И почему я его тогда не выгнал, а стал разбираться?» Тогда выяснилось, что жена Хватова пишет диссертацию, а старшая машинистка печатает ее на дому, между прочим, на машинке того же Хватова.

Припомнилось Бурову, что в прошлом году ему никак не удавалось «выколотить» для больного Семенова путевку в Трускавец. Зато Кравчук каким-то непостижимым образом раздобыл эту путевку для Семенова. Да и самому Бурову он как-то достал покрышки для автомашины.

Сопоставляя сейчас все эти факты, выстраивая их в цепочку, Буров вдруг увидел во всем этом определенную линию поведения Кравчука, его истинное лицо. Обнаружил также: все, что было в отделе партийной жизни интересного, делалось в отсутствие Кравчука или помимо его. «Ведь если их с Гуляевым поменять местами, дело пойдет лучше, — подумал Буров. — Впрочем, Кравчук будет только мешать. А может, посадить его инструктором в отдел писем, а Федотова перевести в партийный отдел?»

Вычитку полос он все-таки закончил вовремя. Отпустив наборщиков, верстальщиков и дежурного по номеру, остался в редакции и снова прочел статьи Савина и Коротаева. «А что, если дать их обе в одном номере? Написать к ним хорошую врезку и пригласить читателей обсудить эти статьи. Может состояться очень интересный, принципиальный разговор».

Он понимал, что разговор будет острым, не все партийные работники отнесутся к нему правильно. Да и в политуправлении многие не одобрят. Но ведь когда-то надо об этом говорить? Он понимал, что вся ответственность за этот разговор будет лежать на нем, редакторе газеты. Он не боялся этой ответственности, но все же позвонил члену Военного совета — не для того чтобы получить его разрешение, а чтобы проверить, прав ли.

Выслушав его, член Военного совета сказал:

— Давай, начинай. Только смотри, шишек тебе за этот разговор наставят много.

— А я их, товарищ адмирал, не боюсь. За двадцать шесть лет работы в печати у меня уже иммунитет выработался.

— Ну-ну, посмотрим, поможет ли тебе твой иммунитет.

Написав врезку и поставив заголовок «Кто же прав?», Буров отправил обе статьи в набор и пошел домой.

9

Николай встал по общему сигналу подъема. Выспался он хорошо, благо в этот раз его не беспокоили ночью. Обычно корреспондентов размещают в нижних каютах на свободных местах. В этот раз, видя, что сам командующий уделяет Николаю столько внимания, и, наверное, решив, что они большие приятели, корабельное начальство позаботилось устроить Николая поудобнее. Ему выделили отдельную каюту наверху, рядом с каютой, где разместился командующий.

Умывшись, Николай вышел на палубу. Матросы делали утреннюю гимнастику. Старшины покрикивали на нерадивых: «Соловьев, ниже наклоняйтесь!», «Глубже, глубже приседание!», «Левый фланг, что там еще за разговорчики?». За теплой трубой укрылись двое «сачков». Заметив Николая, они поспешно стали в строй.

Еще не рассветало, только на востоке алело багряное зарево. Небо было чистым, день обещал быть погожим. Над морем низко стлался туман, легкий бриз ласково шевелил его космы. На юге все более отчетливо проступал берег, и скоро стали видны очертания города. Вращающийся огонь входного маяка бледным лучом скользил по стенам домов.

Окончилась физзарядка, и на палубе стало тихо. Только где-то глубоко внутри стального чрева корабля глухо ворчали машины, да море тихо плескалось у борта. Потом откуда-то появились чайки. Они громко и требовательно кричали, должно быть, выпрашивали пищу, наиболее смелые и нетерпеливые таскали из обреза на корме окурки.

Вдруг откуда-то донеслось ровное стрекотание мотора. Сначала Николай решил, что на одном из кораблей спустили на воду катер. Но это оказался вертолет. Он прошел над кораблями, развернулся и завис над головным. С вертолета на тросе спустили два тюка. Потом трос убрали и выбросили штормтрап. По нему в кабину вертолета поднялся человек, должно быть, тот самый подполковник Иванов, который не успел своевременно прикрыть корабли с воздуха, за что и получил вчера нагоняй при разборе учений.

Вертолет улетел, а через полчаса катер доставил с головного корабля почту. Газеты были сразу за два дни. Николай просмотрел сначала вчерашнюю. Репортаж, который он все-таки успел передать по радио, поставили на первую полосу, значительно сократив и заверстав в него фотографию, взятую из архива фотокорреспондента. Фотография была сделана на этом корабле, но, наверное, очень давно: один из матросов, заснятый на ней крупным планом, уже успел уволиться в запас. «Ну вот, опять ляп, — с досадой подумал Николай. — Ведь могли же поставить другую, на которой нет этих крупных планов». Сам он отснял уже две пленки, но не смог их переправить на берег. И сейчас он пошел к старшему помощнику командира, чтобы узнать, не будет ли возможности отправить их сегодня.

— В девять ноль-ноль за командующим придет катер. Передайте старшине катера, он и отнесет в редакцию. А я думал, вы тоже уйдете.

— Нет, я уж с вами, как говорится, до победного конца.

Собственно, никто его не задерживал, он мог бы действительно уйти с командующим. Но очерк о секретаре все равно придется делать и надо побыть с ним хотя бы те три дня, на которые оттягивается возвращение кораблей в базу.

Он еще пил чай, когда в кают-компанию зашел вестовой и, попросив у старпома разрешения обратиться к корреспонденту, сказал: