Океан. Выпуск десятый
Шрифт:
Еще пустынные городские улицы щедро залиты утренним солнцем. После дождя все посвежело, стало ярче и чище: сочная зелень берез и тополей, трава по обочинам мостовых, крашенные суриком железные кровли, тесовые крыши, купола церквей…
Егор быстро шел к пристани. Он еще издали приметил, что трехмачтовая шхуна «Тамица» стоит на прежнем месте: может быть, недогрузилась. У причалов и на реке поодаль виднелись и другие большие и малые суда, но Егора они не очень интересовали, он думал только о «Тамице», спешил к ней, как к своей судьбе. «Есть ли на борту хозяин? Удастся ли с ним поговорить?» — нетерпеливо размышлял
Он подошел к стоянке, потоптался у трапа и, никого но увидев на палубе, позвал:
— Эй, кто тут есть?
На борту появилась громоздкая фигура вахтенного с заспанным лицом, в брезентовом плате с откинутым наголовником.
— Чего кричишь спозаранок? — спросил он недовольно.
— Мне бы хозяина…
— На что?
— Поговорить надо. Не возьмет ли купец меня в команду?
Вахтенный повнимательней присмотрелся к парню, стоявшему на причале с узелком в руке, и ответил доброе:
— Будить хозяина рано. Погоди пока…
Он скрылся за рубкой. От нечего делать Егор стал прогуливаться по пристани. Походил-походил — надоело. Сел на тумбу, положив узелок на колени.
Скоро ли выспится купец? Долго ли ждать?
Тумба была влажной и холодной, сидеть на ней неприятно. Он опять стал ходить по пристани. Обеспокоенно поглядывал на берег: не прикатил бы сюда дед на своем кауром… Егор даже прислушался, не гремит ли по мостовой телега. Но было по-прежнему тихо. Он опять подошел к кораблю.
На шхуне скрипнула дверь, и послышались шаги. Кто-то, видимо камбузник, выплеснул за борт из ведра помои. Налетели чайки, покружились возле борта и скрылись.
Наконец снова вышел вахтенный и позвал:
— Эй, парень, давай сюда!
Егор поднялся на палубу, и вахтенный провел его к хозяину. Тот только что умылся и, стоя посреди каюты, расчесывал костяным гребешком волосы. Положил гребешок на полочку, надел шерстяную куртку и сел на рундук. Лицо у него было доброе, мужицкое, с крупным носом и спокойными серыми глазами.
— Ну, что скажешь, парень?
— Плавать, хочу. Примите в команду.
— А в море-то бывал?
— Еще не бывал. Но знаю паруса, мог бы матросом служить…
— Откудова у тя парусно знанье?
— Дед мастерскую держит.
— Как его зовут?
— Зосима Иринеевич… Кропотов.
— А-а, — протянул купец. — Кропотов? Так бы сразу и сказал. Тебя ведь Егором кличут? Ну вот что, Егор, взять тебя на шхуну я не могу. И весь разговор.
— Отчего не можете? Какая причина?
— Дед вечор [10] у меня был. Объявил тебе полный запрет. Иди-ко домой…
Егор вспыхнул:
— Я уж не маленек! Сам волен свою судьбу решать.
Купец улыбнулся снисходительно:
— И не маленек, да не волен. Надо слушаться деда. Он большую жизнь прожил. Не обижайся, парень, но взять тебя не могу. — Хозяин развел руками, посмотрел на Егора сочувственно и поднялся с рундука.
Егор пытался его упросить, но понапрасну. Ему ничего не оставалось, как расстаться со шхуной.
10
Вечор — вчера вечером.
«Когда же дед успел предупредить хозяина «Тамицы»? — думал Егор, сойдя на пристань. — Ну, хитрован! Он, видно, после обеда сюда поехал… Ну, дед, ну, дед! Откудова такая прыть?» Егору было и смешно и больно: море от него ускользало.
А
— А, это ты, парень? Здорово!
Кормщик подошел к борту, справил малую нужду и обернулся.
— Вчера ты говорил, что матрос вам надобен. Возьми меня, — попросил Егор.
— Дак ведь мы за кордон не ходим. В губе [11] барахтаемся…
— Начинать с малого — тоже не худо. Поплаваю с вами, а там поглядим.
Кормщик сказал, отводя взгляд в сторону:
— Понравился ты мне, парень… шибко понравился. Да вот дед твой, Зосима, ни в коем разе не велел брать тебя в команду.
11
Губа — залив; здесь: Мезенский залив.
— Он что, все парусники обошел? Всех хозяев и кормщиков уговорил? — в великой досаде выкрикнул Егор, поглядев на кормщика с бота так, будто тот был во всем виноват.
— Не вешай носа, парень. Еще наплаваешься.
— Да возьми ты, возьми-и! Я сам буду ответ держать перед дедом, — принялся упрашивать Егор.
— Я ему слово дал, — признался кормщик. — А слово мое твердое. Не обижайся…
Егор покинул бот.
Очутившись опять на пристани, он пришел немножко в себя от великой досады и растерянности и осмотрелся. Соловецкие парусники, что грузились вчера, ушли. У стенки стояли две обшарпанные рыбацкие шхуны, насквозь пропахшие треской и селедкой, да однопарусная шнёка. С досады Егор сунулся на эти суденышки, но везде получил один ответ:
— Дед не велел. А мы его уважаем, и слово дедово переступить не можем. Плавай, парень, по своей Соломбалке [12] . Там тихо, не укачает…
Что делать? Куда податься? А что, если сходить на Смоляную пристань? Уж там-то дед, наверное, не был…
Егор отправился вверх по реке берегом, к Смольному буяну [13] .
Он в расстроенных чувствах быстро шел вдоль берега, уже мало надеясь на то, что ему повезет, и досадуя на моряков, которые его не поняли и не взяли плавать. Конечно же, виноват во всем дед. «Ну-ка, обошел все парусники и закрыл мне дорогу в море… Но разве этим меня удержишь? Что я буду за мужик, если своего не добьюсь?»
12
Соломбалка — небольшая речка на Соломбальском острове.
13
Смольный буян — пристань, на которой принимали и отправляли на кораблях древесную смолу. Во времена деревянного судостроения на нее был большой спрос у нас и за границей. В наши дни название Смольный Буян сохранилось за одной из улиц возле железнодорожного маета через Двину, там, где была Смоляная пристань.